Публикация и комментарии Л. Р. Ланского
"Литературное наследство", том 86
М., "Наука", 1973
OCR Бычков М. Н.

9 декабря 1864 г.
И я благодарю вас, милый Николай Николаевич, за воспоминания об А. А. Григорьеве -- и за помещение его писем1. Благодарю вас -- во-первых, за то, что статья ваша как нельзя лучше напомнила мне мои первые, юношеские отношения к покойному Аполлону Александровичу -- мою веру в его гениальные способности,-- в его призвание быть критиком или замечательным мыслителем. Вы кончили тем, с чего я начал, но гораздо меня счастливее... никогда не кончите тем, чем я кончил...
Во-вторых, статья ваша, т. е. письма Григорьева, -- вероятно заставит меня опять приняться за "Свежее преданье" и продолжать его2...
В-третьих, письма, вами напечатанные, утвердили меня в том мнении, какое в последнее время я составил себе об Аполлоне Григорьеве.
Если оно и несправедливо -- то да не убоюсь я вам его высказать -- моя несправедливость не оскорбит и не обидит мертвого, тогда как его несправедливость или ваша может еще обидеть меня как живого. Впрочем, на святой Руси принято за правило: обижай человека пока он жив -- т. е. пока он это чувствует и понимает; а когда умрет,-- тогда не смей! Тогда воздай ему все то, чего ты лишал его при жизни,-- ибо мертвый этого не почувствует.
Не менее вас я жалею о кончине вашего друга3,-- он верил во многое, во что и я сохранил еще веру.-- Он не принадлежал к числу тех, к которым я когда-то обратился с следующими стихами:

Остановись! ужель намедни,
Безумец, не заметил ты,
Что потушил огонь последний
И смял последние цветы...

Григорьев был человек замечательный -- был одарен несомненно громадными способностями, и если б ум его не был подвержен беспрестанным разного рода галлюцинациям,-- он не остался бы непонятым и, быть может, был бы единственным критиком нашего времени...
Призраки беспрестанно мешали ему: истины он не видал,-- он иногда только ее вдохновенно угадывал -- он верил там, где надо мыслить, и мыслил там, где надо верить. Рутина была ему невыносима; он искал нового пути -- быть может, даже не раз находил его, но ни сам не мог хорошо разглядеть его, ни другим указать...
Конечно, не он был виноват -- виновата природа, или сущность его личности. Он был человек двуличный -- двуличный не в пошлом смысле слова, но двуличный, как Янус,-- глядел назад -- глядел вперед -- и это мешало ходить ему -- спутывало иногда в мозгу его все эти в одно и то же время воспринятые и задние и передние впечатления.
Двойственнее человека трудно было найти. В одно и то же время он совмещал в себе и попа и скомороха, и Дон-Кихота и Гамлета...
Если б Григорьев родился в XVII столетии -- он надел бы на себя вериги и босой, с посохом, ходил бы по городам и селам, вдохновенно проповедуя пост и молитву, и заходил бы в святые обители для того, чтоб бражничать и развратничать с толстобрюхими монахами -- и, быть может, вместе с ними глумиться и над постом и над молитвою...
В наше время Григорьев упивался православными проповедями -- уединенным мышлением Киреевского, погодинскими письмами, и в то же время переводил Байрона... В 1856 году говорил мне в Москве, что целует конец кнута, и наизусть читал патриотические стихотворения Майкова; а в 1860 году клал на музыку и пел известное стихотворение:

Долго нас помещики душили

и окрашивался в красный цвет на студенческих попойках того времени.
Конечно, для человека, который не более, как веянье4,-- все простительно. Кто спросит, где зарождается ветер и куда он будет дуть через полчаса времени?..
Никто так страстно не искал популярности, как Григорьев,-- и пишет, что не сходится с Погодиным, потому что тот ищет популярности5... Сам называет Тургенева -- поэтической ж...6 и находит неприличными слова мои, что

суждено ему недаром
Ходить с большою головой7.

Совершенно неумышленно раза два в жизнь мою я оскорбил самолюбие Григорьева -- и этого он никогда мне простить не мог...
Глядя на все в жизни -- на литературные же произведения в особенности -- то в увеличительные, то в уменьшительные стекла,-- он не только на меня, он и на Гоголя в последнее время стал глядеть в уменьшительное стеклышко,-- и не заметил, что последствие Гоголя -- вовсе не Гончаров и не Писемский8 -- а скорей Островский.-- Будь жив Гоголь, он пришел бы в умиление от Кузьмы Минина Островского -- увидел бы в нем плоть от плоти своей -- а что значит этот самый Минин для Гончарова и для Писемского?.. В Гоголе были те же веянья, какие и в Григорьеве,-- и этого он не заметил! Вообще Григорьев менее всего способен был иногда угадывать тех, которые были по духу, стремлению и складу своей натуры -- родня ему.
К приговору друга вашего о моем романе "Свежее преданье" 9 я разве только потому неравнодушен, что вижу в нем одну только тайную интригу против меня, как против человека, который, чего доброго, будет иметь какой-нибудь голос в редакции "Времени" и который в то же время перестал быть его страстным поклонником...
Интрига эта ему удалась -- так же, как и у Кушелева...10 Вы не могли не поверить великому критику...
На его замечания или приговор я отвечаю вам следующее:
1. Кружок зеленого наблюдателя11 был в то время самый живой -- свежий и увлекательный кружок. Этот орган был единственным в то время поклонником того же кумира, которому поклонялся Григорьев -- а именно Мочалова. Этот орган был колыбелью Белинского... и, подобно "Москвитянину", не остался гласом, вопиющим в пустыне. Влияние Клюшникова12 было на многом заметно. Его знала вся образованная часть московского общества -- об Огареве же не было еще ни слуху, ни духу -- сам Григорьев не имел об нем ни малейшего понятия13.
2. Рисуя Камкова, я не хотел его идеализировать -- напротив, сам смотрел на него как на лицо, уже отошедшее -- и ненужное. Моя героиня только что еще появлялась в романе -- именно княжна -- и почему Григорьев догадался, что Камкова я срисовал с Клюшникова?-- я никогда ему этого не говорил.-- Видно, портрет верен!
3. Перечел стихи Огарева -- про ту, которая шла

Как Норма, вся в одежде белой14,

и скажу только одно -- что под этими водяными стихами я не захотел бы видеть своей фамилии. Прочтите их сами на странице 158 сочинений Огарева...
Плохой был судья Григорьев, когда пристрастие заменяло ему вкус.
4. Откуда я взял, что такие фигуры, как Камков, могут попасть в острее!15 Оттого, что в прошлое царствование много таких фигур пропадало (могу привести факты). Герой мой не был героем Дела, но героем Слова мог быть -- а, стало быть, и мог и пострадать в такое время, когда из столиц высылали вон за нескромное слово о полиции16... (!)
Если б Григорьев не сквозь стекла с фантастическими отражениями глядел на жизнь -- а просто, как и аз грешный, то не упрекнул бы меня в тупоумии...
5. Какой такой особенный характер видел Григорьев в Случевском?17 Он рассыпался от одной насмешки "Искры" -- а я не рассыпался и от насмешки Белинского18, в которого верил -- и которому когда-то поклонялся. Орленок Случевский не мог не сделаться орлом, если он был орленок,-- отчего же он им не сделался?..
6. Григорьев пишет, что я только и жил в салонах московских бар,-- это самое обидное и самое несправедливое обвинение!..-- Григорьев был студентом, во всем обеспеченным, ездил в своем экипаже, на своих лошадях -- был маменькин сынок и нигде не смел засиживаться позднее девяти часов вечера -- я же жил без всяких средств, часто не знал, где преклонить свою голову,-- ночевал беспрестанно в чужих домах, и если посещал салоны, то именно те самые, где было веянье той могучей мысли, о которой пишет Григорьев. Меня влекло туда любопытство -- жажда послушать, о чем беседуют глубокие мыслители.
У кого я бывал в салонах? -- У Чаадаева, у Хомякова, у Киреевского, у Аксакова, даже раза два был у Герцена. Но туда ходил я не танцевать и не волочиться. Чем же я виноват, что глубокие мыслители Москвы только и жили, что в салонах -- только салоны и наполняли своими речами и спорами. Если б они пошли на площадь, или в кабак, или за Москву-реку -- и я тогда пошел бы за ними, ибо в них была вся тогдашняя умственная жизнь Москвы...
Остальная жизнь или дух Москвы ничего не давал нам, кроме самодуров + взяточников + приказных -- да еще поклонниц сумасшедшего Ивана Яковлевича19... Григорьев, как Дон-Кихот, не одну московскую Дульцинею мог принять за высокое идеальное создание [Он и не знал реальной Москвы -- он то обожал ее бессознательно, то она становилась ему противна] -- и наоборот -- встретить идеал и оплевать его -- или отнестись к нему с гамлетовским недоверием. Вот пока все, что могу я вам написать,-- знаю, что это с моей стороны, быть может, дерзость непростительная, но то, что я писал к вам,-- не новость... Если я был несправедлив к Григорьеву -- то и он платил мне такою же несправедливостью... Так, например, в одной из статей своих он намекает, что мой идеал -- ложь, которая ходит в виде женщины20, -- он сказал это по поводу стихотворения "Иногда":

Ложь иногда ходит в виде
Женщины милой и скромной.

Какой, дескать, легкий, пустой идеал у этого Полонского!
Не говоря уже о том, что все стихотворение не понято,-- Григорьев как критик мог бы хоть вспомнить мою Аспазию -- мой действительный идеал -- Гражданку, не потерявшую женственности -- окруженную изяществом и в то же время демократку по духу21...
Но довольно! -- Повторяю, письмо мое Григорьева обидеть не может. Он уже вне всякой обиды... Если же оно вас обидит за него, то простите меня великодушно22...

Автограф. ЦНБ АН УССР.III.17906. Черновик и перебеленная копия -- ИРЛИ 11769.XVIIIб16.
Яков Петрович Полонский (1819--1898) -- поэт, сотрудник "Эпохи".

1 В No 9 "Эпохи" (ц. р. 22 ноября 1864 г.) Достоевский поместил (со своим обширным "Примечанием") статью Страхова "Воспоминания об Аполлоне Александровиче Григорьеве". Страхов ввел в свою статью адресованные ему Григорьевым письма, которые и цитируются ниже по этой публикации во "Времени".
2 См. примеч. 3 к п. 30.
3 Из статьи Страхова: "Теперь, когда его нет с нами, когда вдруг мы почувствовали пустоту, оставленную по себе этим глубоким человеком, этим веянием, как он сам любил называть себя, на нас невольно нападает тяжелое раздумье <...> Теперь, когда его нет с нами, мы невольно отдаемся печальной отраде воспоминаний, невольно вдумываемся в урок, завещанный нам его совершившеюся жизнью".
4 См. примеч. 3. "Веянье" принадлежало к числу любимых и часто повторяемых Григорьевым слов.
5 Намек на следующее выражение из письма Григорьева (18 июля 1861 г.): "Погодин -- единственный мой политический вождь -- так падок до популярности, что из рук вон".
6 19 октября 1861 г. Григорьев писал: "От "Отцов и детей" не жду я многого в отношении к содержанию. Тургенев весь сказался, и больше сказать ему, право, нечего. Мы ведь им балуемся, балуемся его поэтическою струею... Действительно, самая поэтическая..., какую я знаю, но ...!.."
7 12 августа Григорьев писая по поводу "Свежего преданья" Полонского: "Место о Тургеневе просто непристойно,-- кроме того уж, что фигура Тургенева, если бы она попала в рапсодию о Камкове, убила бы эту несчастную фигуру..." Камков -- герой поэмы Полонского "Свежее преданье".
8 Из письма Григорьева, датированного 19 октября 1861 г.: "Не многого (кроме разъяснения) жду я и от новооткрытых сочинений Гоголя <...> Ведь прямое, хоть несколько грубое последствие Гоголя -- Писемский, а косвенное -- Гончаров".
9 "Роман Полонского,-- писал Григорьев 12 августа 1861 г.,-- произвел на меня приятное впечатление,-- но только приятное, и это скверно. Во-первых, это не роман, а рассказ, повесть <...> Ни в герое, ни в круге жизни "Свежего предания" нет типического захвата<...> Ты найдешь мой взгляд, может быть, слишком строгим, но ведь вспомни, что "Время" заявило об этом манкированном кузнечике, как о событии". Сам Страхов отмечал в своей статье: "Прав был Григорьев, говоря, что роман Полонского "Свежее предание" не составляет события в русской литературе".
10 В ноябре 1858 г. Полонский принял предложение гр. Г. А. Кушелева-Безбородко стать соредактором нового петербургского журнала "Русское слово". "Григорьева я когда-то разыскал во Флоренции и привел его к графу Кушелеву-Безбородко, с тем, чтобы тот пригласил его в сотрудники "Русского слова" <...>,-- писал Полонский впоследствии (14 августа 1889 г.) А.А. Фету.-- Затем он прибыл в Петербург и, сделавшись присяжным критиком "Русского слова", вытеснил меня из редакции..." См. ниже статью И. С. Зильберштейна "Аполлон Григорьев и попытка возродить "Москвитянин"".
11 Имеется в виду журнал "Московский наблюдатель", выходивший в 1838--1839 гг. под фактической редакцией Белинского. Вокруг журнала в это время группировался кружок передовой молодежи. "Московский наблюдатель" выходил тогда в зеленой обложке.
12 Поэт и беллетрист Иван Петрович Клюшников (1811--1895) -- деятельный сотрудник "Московского наблюдателя".
13 "Жизнь той, т. е. нашей с Полонским, эпохи, далеко не исчерпывал кружок зеленого наблюдателя <...> -- писал Григорьев Страхову 12 августа того же года.-- Герой той эпохи -- покрупнее Камкова. Герой той эпохи даже не Рудин, но крайней мере не двойственный тургеневский Рудин. Герой той эпохи, герой вполне, т. е. тип наилучший -- в лице Н. П. О<гаре>ва".-- Прототипом Камкова в поэме Полонского являлся И. П. Клюшников.
14 Из поэмы Н. П. Огарева "Зимний путь", процитированной Григорьевым.
15 См. письмо Григорьева (12 августа): "И откуда взял наш милый кузнечик, что такие фигуры, как его Камков, могут попасть в острог? Разве из того, в сущности, комического факта, что <Н. Ф.> П<авло>в в острог попал?"
16 Намек на Герцена, высланного в 1841 г. из Петербурга за упоминание в письме, подвергшемся перлюстрации, об убийствах, совершенных каким-то петербургским будочником (полицейским солдатом).
17 Григорьев замечал в письме от 12 августа: "Ты, может быть, даже попрекнешь меня, что я, когда-то так наивный в отношении к Случевскому, так строг по отношению к человеку, бесспорно талантливому?.. Увы! там -- опять повторю,-- была оригинальная натура, характер, особенность... Впрочем, и хорошо, коли мой молодой орленок не сделает ничего; роено ничего. Это ведь лучше, чем сделаться В.... К...." <?>
18 Имеется в виду отзыв Белинского на книжку Полонского "Стихотворения 1845 года". В Полонском Белинский увидел "ни с чем не связанный, чисто внешний талант", который "можно рассмотреть и заметить только через микроскоп -- так миниатюрен он..." ("Отеч. записки", 1846, No 4). В. Г. Белинский. Полное собрание сочинений, т. IX. М., 1955, стр. 598.
19 Известный в свое время юродивый Иван Яковлевич Корейша (1780--1861).
20 В статье "И. С. Тургенев и его деятельность. По поводу романа "Дворянское гнездо" ("Русское слово", 1859, No 8) Григорьев писал: "Самые лирики наши в этом отношении то причудливо капризничают, как Фет <...>, то -- как Полонский -- туманно любят "ложь в виде женщины милой"..." и т. д.
21 Стихотворение "У Аспазии", впервые напечатанное в "Современнике", 1855, No 2, под заглавием "Аспазия".
22 Ответ Страхова остается неизвестным. См. ниже, на стр. 554 еще одно письмо Полонского Страхову о Достоевском. Ср. письмо Полонского к А. Н. Островскому (3 апреля 1876 г.) -- "Неизданные письма к А. Н. Островскому". М.--Л., 1932, стр. 454--456 и 716.