Отец поэта, Петр Григорьевич Полонский, служил в Рязани в губернской провиантской комиссии. Высокий, худощавый брюнет, был он человеком суховатым, как бы хранящим свои чувства за семью замками, но вспыльчивым. «Отец любил меня, - признавался поэт, - но если бы мне вздумалось поцеловать его - непременно бы отстранил меня рукой и сказал: ступай!»
Петр Григорьевич Полонский, получивший в ходе долголетней службы чин титулярного советника, родился в Малороссии, в уездном городишке Нежине Черниговской губернии, в семье отставного казацкого капитана, владевшего собственным домом.
Его отец (стало быть, дед будущего поэта), Григорий Иосифович, был дворянином, что следовало из грамоты Новгородско-Северского депутатского собрания, состоявшегося в октябре 1796 года. Грамота Черниговского дворянского депутатского собрания от 12 июля 1807 года свидетельствовала о внесении рода Полонских в дворянскую родословную книгу. Однако Петру Григорьевичу Полонскому, отцу поэта, в Рязани пришлось вновь доказывать свое дворянское происхождение. 10 ноября 1826 года он подал в Рязанское дворянское депутатское собрание соответствующее прошение с прилагаемыми документами, которое вскоре было удовлетворено.
В семье Полонских бережно хранили грамоту о дворянстве, выданную Перу Григорьевичу 10 декабря 1826 года. На большом листе плотной бумаги по всему периметру красовались гербы России, Рязани и других городов губернии, здесь же были изображены воинские доспехи и регалии (знамена, сабли, пушки, барабаны), увитые гирляндами из цветов. Грамота под порядковым номером 1796, была скреплена гербовой печатью из красного воска и имела следующее витиеватое содержание:
«ГРАМОТА
Рязанской Губернии, от Губернского Предводителя Дворянства для составления Дворянской родословной Книги, данная Дворянину титулярному советнику Петру Григорьевичу Полонскому.
Рассмотрев на основании Всемилостивейше в 1785 году Апреля 21-го дня пожалованной и в 1801 году Апреля 2-го дня Высочайше утвержденной Российскому Дворянству Грамоты, предъявленные от него - титулярного советника Полонского, о дворянском его достоинстве доказательства, признали оные согласные с предписанными на то правилами; вследствие коих по сим Девяностой Статьи объявленной Грамоты он и род внесен в Дворянскую родословную Рязанской Губернии Книгу во вторую ее часть, во свидетельство чего мы, Губернский Предводитель Дворянства и Депутаты во исполнение Всевысочайшего ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА соизволения дали ему сию Грамоту за подписанием нашим, утвердив оную печатью Дворянского Собрания Рязанской Губернии».
Грамоту подписали губернский предводитель дворянства и члены дворянского депутатского собрания.
Полонские вели свое происхождение от ротмистра польской службы Германа Полонского, который при Иване Грозном выехал со своей ротой в Москву и поступил на воинскую службу. В конце XVII столетия представители этого рода служили стольниками и стряпчими, да и позже были на виду при дворе русских царей.
Яков Полонский считал, что его предки по дедовской линии были поляками, поскольку описание их родового герба имелось в «Книге польской короны гербовника». Герб Полонских имел такое описание: «На щите в лазоревом поле луна в новомесячьи неполная, вверх рогами обращенная, в средине оной луны звезда о шести рогах, на шлеме павлиний хвост, на котором также луна, как и на щиту...»
Действительно, предки поэта имели польско-малороссийские корни. На это указывает и их фамилия, образованная от названия Польши - Polonia (Полония). Полонские издревле пользовались польским гербом Лелива (Leliwa), который, по описанию А.Б. Лакиера, «состоит из положенных в голубом поле шестиугольной звезды, цвета золотого, и под нею же золотого полумесяца, рогами обращенного вверх. Нашлемник из павлиньих перьев, на которых повторяется та же фигура». Далее знаток геральдики разъяснял:
«Это знамя, общее многим славянским племенам, есть вместе и герб Иллирии. (Первоначально Иллирией называлась береговая полоса по Адриатическому морю, которая после падения остготского государства отошла к Византии и в VII веке была частично заселена славянами. В 1809 году Наполеон создал здесь зависимые от Франции Иллирийские провинции, а с 1815 года королевство Иллирия находилось под австрийской властью. - А.П.) Польские геральдики утверждают, что Леливу принес с собою в XI столетии с берегов Рейна некто Тацимир, который, основав в Польше город и породнившись с польскими фамилиями, сообщил им свой герб».
Герб дворянского рода Полонских
Одни источники говорят о происхождении этого герба из Германии, из замка Моргенштерн на Рейне, другие - что он дарован победителям сражения с ятвягами, добившимися успеха в бою только тогда,
когда на небе появились месяц и звезды.
Родословное древо Полонских известно с Иакова (Якова) и Моисея Полонских, которые, «будучи из древнего малороссийского шляхетства», служили войсковыми товарищами в конце XVII - начале XVIII века.
У Иакова (Якова) Полонского был сын Иосиф Яковлевич, который, будучи значковым товарищем, нес службу «в заграничных походах и внутренних комендирациях», а затем удостоился чина войскового товарища.
Сын Иосифа Яковлевича, Григорий Иосифович Полонский, дед выдающегося поэта, родился в 1749 году. Дослужился до звания значкового товарища, что, согласно «Табели о рангах», соответствовало чину армейского капитана. С 1770 года Григорий Иосифович нес службу «на форпостах и кордонах пограничных в Василькове и других местах, а напоследок - в Турецком походе, под Перекопом в бою и под Бахчисараем над казаками начальником». В 1789 году он уволился со службы, женился на казачьей дочери Ксении и осел на жительство в Новгороде-Северском. Ни одного «записанного крестьянина» за ним не числилось.
В 1790 году у Григория и Ксении Полонских родился сын Петр - будущий отец поэта, - и на следующий год Григорий Иосифович начал хлопотать о причислении своего рода к благородному сословию. Он заручился свидетельствами двадцати дворян, которые подтвердили, что предки Полонского «почитались в Малоросссии знатными чиноначальниками, а ныне поверстаны с российскими воинскими обер-офицерами». Согласно указу Петра I, обер-офицеры считались потомственными дворянами.
В январе 1808 года Петр Григорьевич вступил на самостоятельную дорогу. К сожалению, в захолустном Нежине он получить хорошее образование не мог, ни одного иностранного языка не знал, но читать и писать где-то научился, причем славился своим красивым почерком.
Служил копиистом в первом департаменте Малороссийского Черни¬говского Генерального суда, губернским регистратором, на Кавказской линии, в Московском губернском правлении, в полевом Провиантском ведомстве 1 -й армии.
Няня Матрена. Рисунок Я.П. Полонского
«Между тогдашними сослуживцами он не был, однако же, ИЗ числа последних по своему развитию, - писал Полонский, - считался между ними человеком весьма грамотным и всякое дело смекающим. Как попал отец мой на службу в Рязань, после того как он с 1808 г., января 25-го, служил в разных местах, тоже неизвестно...»
Зато известно, что Петр Григорьевич Полонский дослужился до чина коллежского секретаря и 10 октября 1820 года был определен в канцелярию генерал-губернатора Рязанского, Тульского, Орловского, Воронежского и Тамбовского.
Еще до назначения на новую должность, 7 февраля 1819 года, в жизни Петра Григорьевича Полонского произошло значительное событие - он вступил в брак с Натальей Яковлевной Кафтыревой. Первенцем четы Полонских и стал выдающийся русский поэт.
В конце 1819 года, как раз в ту пору, когда родился будущий поэт, император Александр I учредил пост генерал-губернатора Воронежской, Орловской, Рязанской, Тамбовской и Тульской губерний и назначил на эту должность Александра Дмитриевича Балашова, своего сподвижника в войне с Наполеоном и постоянного спутника в поездках по России и за рубежом. Местом своего пребывания и центром вверенной ему огромной территории генерал-губернатор выбрал Рязань.
Балашов был личностью известной. Он считался одним из первых русских людей, удостоившихся беседовать лично с Наполеоном. Когда французские войска переправились через Неман, император Александр I послал к Наполеону для ведения переговоров генерал-адъютанта Балашова. Четыре дня Александр Дмитриевич ждал аудиенции, наконец, был допущен к Наполеону. Самодовольный «покоритель Европы» от переговоров отказался и, уверенный в победе над Россией, с усмешкой попросил русского генерала указать кратчайший путь на Москву, на что Балашов, как говаривали потом, ответил: «Все дороги ведут в Рим, а Карл XII выбрал полтавскую...» Наполеон был поражен дерзостью русского генерала и не нашелся, что ответить. Этот диалог Балашова с Наполеоном широко стал известен в русских войсках...
Каким-то образом Петр Григорьевич Полонский попал на службу в канцелярию Балашова. Должность он занимал незавидную, но репутация его была высокой. В 1827 году он был определен в Провиантское комиссинерство поселенных войск в Екатеринославской и Херсонской губерниях и вынужден был надолго покинуть Рязань. Уезжать от семьи, от малых детей не хотелось, но что поделаешь - служба...
А служил отец будущего поэта исправно. 6 сентября 1828 года приказом корпусного командира резервных войск генерал-лейтенанта Витта ему была объявлена благодарность.
Во время русско-турецкой войны 1828-1829 годов П.Г. Полонский служил в интендантстве, занимаясь поставкой продуктов для армии в Молдавии и на Дунае. Вопреки царившим в ту пору в интендантстве взяточничеству и воровству, он был честен и неподкупен до педантизма, чем, очевидно, и навлек на себя недовольство не чистых на руку сослуживцев. Однажды злопыхатели подали на него донос великому князю Константину Павловичу. Тот вспылил и велел передать Полонскому, что он его наутро повесит. «Выслушавши это, - писал поэт, - отец мой преспокойно лег спать: он был уверен, что на другой день он будет оправдан, ибо все счеты были верны». Так оно на самом деле и случилось: все наговоры в ходе проверки рассеялись, как мутный дым под свежим ветерком.
В 1830 году Петр Григорьевич Полонский по собственному прошению был уволен из провиантского штата и определен чиновником для особых поручений при 3-м резервном кавалерийском корпусе.
25 января 1831 года, когда в Польше разразился мятеж, Петр Григорьевич был направлен в Царство Польское.
Во время вспыхнувшей эпидемии чумы все армейское имущество было сожжено, и вернувшийся с войны отец привез только в подарок жене - турецкую шаль, сыну - детское тульское ружье да турецкий чубук для брата жены, своего шурина Александра Яковлевича.
«Раз, проснувшись утром, я узнал, что папа мой приехал, - вспоминал поэт. - Это известие меня более поразило, чем обрадовало. Когда, одевшись, я вошел в спальню матери и увидел его еще в постели, мне показался он черным от загара и худым».
Ко времени возвращения Петра Григорьевича его семья снимала квартиру у булочника Авраама, бывшего крепостного Кафтыревых. В отличие от дворян Полонских, не имевших собственного угла, у булочника было два дома: «один каменный, двухэтажный, с лавкой внизу, на углу Астраханской и Введенской улиц, другой же деревянный и одноэтажный, которого фасад и крылечко с лесенкой направо и с лесенкой налево, выходил на Введенскую улицу». Оба строения находились по соседству. Полонские занимали деревянный дом, низкие окна которого из спальни глядели в заросший сад. Окна детской выходили во двор, откуда открывался незавидный вид на кухню и заднюю стену двухэтажного дома, в котором обитал старый булочник с женой, сыновьями и дочерью Любой.
Петр Григорьевич обрадовался встрече со своим многодетным семейством, но почувствовал со стороны детей какое-то едва уловимое отчуждение. Яша помнил отца хорошо, а вот младшие сыновья и дочка успели от него отвыкнуть, и оттого честному служаке было обидно и муторно на душе.
По характеру глава семейства был строг, сдержанно-грубоват и не любил выказывать свои чувства. Но жена его, замкнутого в себе, и без слов понимала. Как известно, противоположности легко сходятся. Так, Наталья Яковлевна Полонская, мать поэта, 1796 года рождения, была на шесть лет моложе мужа и, в противоположность ему, олицетворяла собой любовь и кротость. Поженились родители будущего поэта 7 февраля 1819 года.
«Мать моя страстно любила своего мужа, и даже няньки наши замечали, как она тосковала, когда он надолго уезжал от нас... - впоследствии вспоминал Полонский и особенно отмечал душевную доброту матери: - Я ни разу не слыхал от нее ни одного бранного слова. Прислуга ее не боялась».
Свое свободное время Наталья Яковлевна любила проводить за книгами. Читала она все, что было в домашней библиотеке. В доме имелось несколько толстых тетрадей, в которые она записывала стихи, песни и романсы.
Петр Григорьевич Полонский тоже знал цену книгам, иногда читал жене вслух «Историю государства Российского» Карамзина, но, будучи человеком суховатым, стихов не любил и в поэзии мало что понимал. Правда, иногда он с похвалой отзывался о Карамзине, Жуковском и Дмитриеве, но скорее это было почтение не к их литературному таланту, а к их высоким придворным должностям.
Очевидно, под влиянием матери пристрастился к чтению и будущий поэт. С шести лет его начали обучать грамоте по азбуке с лубочными картинками. В качестве домашних учителей в Рязани нередко приглашали воспитанников духовной семинарии. Первым учителем будущего поэта был Иван Васильевич Волков, человек молодой, очень веселого нрава и ласковый. «Я скоро перестал его бояться и так полюбил, что с нетерпением дожидался той минуты, когда он появиться, - вспоминал Полонский. - Уроки наши происходили в гостиной. Я сидел на диване, а Иван Васильевич возле меня на краю большого овального стола. Иногда тут присутствовала и мать моя, очень довольная моими успехами и моею мало-помалу развивающейся бойкостью».
Звуковой метод преподавания азбуки в ту пору еще не вошел в обиход. Преподавание велось по старинке, когда каждая буква имела свое древнеславянское название: аз, буки, веди, глагол, добро... «Старинное название букв, ныне всеми забытое, может быть, имело в себе некоторую силу действовать на воображение, - фантазировал Полонский. - Для меня, шестилетнего ребенка, каждая буква была чем-то живым, выхваченным из жизни». Детская фантазия Якова была неистощима, и с каждой буквой алфавита в его сознании связывался какой-либо поэтический образ.
Страсть к чтению передалась будущему «певцу грез» от матери, которая не только сама много читала, но и прививала сыну любовь к книгам. У нее было несколько рукописных сборников старинных русских песен и романсов, и Яша в детстве знал многие из них наизусть. Память на поэтические произведения у него была замечательной. «Все мною читанное по-русски или слышанное: сказки и былины - я, бывало, передавал с таким одушевлением и такими подробностями моей матери, что удивлял ее», - вспоминал поэт. Уже в детстве он интуитивно ощущал стихотворный ритм, чувствовал музыку поэтических строк. Поэзия жила в его душе с самого раннего возраста.
«Когда мне перевалило за семь лет, я уже умел читать и писать и читал все, что попадалось мне под руку, - с радостью отмечал Полонский. - А попадались мне под руку все старые, иногда очень старые книги, в кожаных переплетах - с высохшими клопами между страниц... Первые прочитанные мною стихи уже побуждали меня подражать им. Чаще всего в тогдашних изданиях попадались стихи Карамзина и князя Долгорукова. На стихи память у меня была отличная, восьми-девяти лет я знал уже наизусть лучшие басни Крылова, все сказки Дмитриева, монологи из комедий Княжнина и кое-что из трагедий Озерова. Читал я стихи вслух, и кому же? Моей няньке и всей безграмотной дворне, которая, как мне тогда казалось, слушала меня с большим удовольствием, даже ахала от удовольствия!»