«Тогдашние наши провинции, - свидетельствовал Полонский, - были битком набиты как крупными, так и мелкими - небогатыми владельцами земли и крестьян. Все они знали друг друга, ссорились, мирились, волочились за соседками, пьянствовали или, порыскавши по Европе, бесплодно мечтали о новых порядках».

Вокруг имения Полонских было несколько помещичьих усадеб. Направо пыльный проселок убегал к усадьбе некоего Баранова, которая уже несколько лет пустовала. Рассказывали, что как-то барин, очевидно, отличавшийся злым нравом, поехал на охоту в лес и был там убит своими крестьянами, и с тех пор усадьба ждала новых хозяев.

Налево дорога вела в усадьбы господ Бешенцевых и Палибиных. Чета Полонских не раз наносила визиты соседям. В гостях у Бешенцевых Полонские бывали часто. Глава семейства служил Уездным исправником. Детская память сохранила подробности семейного быта калязинского чиновника: «...У него была жена, пожилая, в нравственном отношении безукоризненная женщина и мать Многочисленного семейства. - Я застал у нее немалое количество дочек. Меньшая из них, Маша, была одних лет со мною; Анна несколько старше. Я Помню ее удивительно тонкий профиль, и были минуты, когда мне было Досадно, что она не обращает на меня ни малейшего внимания У Бешенцевых был и сынок, Миша, едва ли не единственный, белокурый мальчик лет пяти...

Сам Бешенцев, как кажется, вполне оправдывал свою фамилию: его боялись; он был горяч и вспыльчив Но я, конечно, не могу знать, насколько он был честен и полезен на месте своего служения.

Раз мы приехали к Бешенцевым к обеду. Помню в их зале длинный стол и по крайней мере человек тридцать обедающих. Между гостями мы застали Какого-то старого проезжего генерала. Генерал сидел около хозяйки и баловался на отвратительные пути сообщения, - на ухабы, на мосты и проч. И проч., а Бешенцев беспрестанно вставал из-за стола и всячески старался ему угодить и угостить его превосходительство. Не был ли этот генерал Послан на ревизию...»

По соседству с Бешенцевыми жила со своим семейством вдова Палибина. Усадьбы располагались так близко друг от друга, что Яша не раз бегал из одной в другую. У Палибиных он подружился с их старшим сыном Николаем, а у Бешенцевых мальчика очень привлекала их Машенька, Интересная, живая, веселая девочка.

Полонский так рисовал картину жизни мелкопоместного барства первой Половины XIX столетия: «У Палибиных, несмотря на летнее время, бывали и танцевальные вечера под музыку одного или двух скрипачей. Танцевали и большие и дети, при открытых окнах, и, разумеется, не позднее десяти - одиннадцати чесов вечера все расходились. В то непросвещенное время я не помню ни карточных столов, ни танцев всю ночь до рассвета, ни Постоянного бренчанья на фортепьяно (хотя фортепьяно и водилось в каждом помещичьем доме)».

Однажды в деревне с Яшей Полонским произошло маленькое приключение. Как-то раз его мать вместе с соседями отправилась в березовую рощу за грибами. Взяли с собой и детей. Роща была густая и Тенистая. Ветер слегка шевелил верхушки деревьев, и на земле играли их Тени. Яша и Маша Бешенцева вместе ходили по роще, искали подберезовики И другие грибы. Сами того не заметив, ушли вглубь рощи. Оглянулись - вокруг ни души. Тут только дети поняли, что заблудились и потеряли своих Родителей. Жуткий холодок пробежал по спине. Глухая, таинственная тишина разливалась вокруг, только в вершинах берез шаловливо шуршал Ветерок да где-то неподалеку жалобно насвистывала какая-то птица. Дети испуганно переглянулись.

- Ау! - закричала Машенька, сложив рупором ладошки около рта. Ее голосок подрагивал, и едва ли его было слышно далеко.

- Ау! Мама! Где вы? - вторил ей Яша.

В ответ - ни возгласа, ни отклика. Покричав еще, дети выбрались на опушку рощи и увидели невдалеке знакомые деревенские избы. Лозынино! Обрадованный Яша вспомнил, что после прогулки все хотели собраться у Полонских на чай, и, решив, что взрослые уже ждут их дома, дети бросились бегом через поле. Достигнув усадьбы, перелезли через плетень и вбежали во флигель. Их встретила удивленная Матрена и сказала, что взрослые еще не возвращались. Детям ничего не оставалась, как бежать обратно к роще, где на опушке они встретили всю компанию грибников, возвращающихся в Лозынино.

«Старуха Бешенцева строго опросила свою дочь, и мне пришлось слышать, как ее стыдили и делали ей выговор, точно она совершила какой-то проступок, неприличный, недостойный сколько-нибудь порядочной девочки, - с горечью и обидой вспоминал Полонский. - Я же на наш побег из рощи смотрел, как на какое-то в высшей степени интересное, романтическое приключение».

Другое происшествие, запомнившееся Полонскому, произошло однажды ночью. Яша проснулся от шума, доносящегося с улицы. На обоях плясали огненно-красные отблески. Взглянул в окно - и перед его глазами открылась картина бушующего пламени. Пожар охватил старый овин, стоявший на проселочной дороге, ведущей в усадьбу Бешенцевых. Вокруг суматошно суетились люди с ведрами. На повозке привезли бочку с водой, и крестьяне пытались ведрами залить пламя. Послышался стук копыт, по дороге проскакал всадник и стал что-то кричать пытавшимся загасить пожар людям.

В памяти вспыхнуло недавнее видение, когда прохладной ночью в Рязани Яше довелось наблюдать пожар на рынке, неподалеку от церкви Симеона Столпника. Тогда горела какая-то лавчонка, и отблеск зарева под тревожный звон пожарного колокола далеко разливался по небу...

Яша спешно оделся и выбежал на улицу. Возле полыхавшего огромным костром овина толпился народ. От пожарища тянуло жаром и дымом. Блики огня дрожали на испуганных лицах селян. Загасить овин не удалось, и некоторое время спустя на его месте только чернели обугленные головешки да едкий дым стлался над округой. К счастью, овин стоял поодаль от других деревенских построек, и крестьянские избы не пострадали.

Позже, в Рязани, Яша любил рассказывать всем о трагическом зрелище пожара, свидетелем которого он был.

Лето, как всегда бывает в российских широтах, промелькнуло незаметно, оставив в сердце тягостную грусть по ясным июльским дням, по необъятному зеленому простору и... по Машеньке Бешенцевой, спутнице в блужданиях по березовой роще.

Осенью Полонские отправились из поутихшего после полевых работ, задремавшего под хмурым небом Лозынина в родную Рязань. На обратном пути в Москве посетили Кремль. Яша запомнил, как долго смотрел в глубокую яму, стараясь разглядеть поблескивающий литыми боками Царь-колокол, некогда сорвавшийся при подъеме; как вместе с родителями заходили в Александровский дворец; как он долго смотрел на картины религиозного содержания, мало что в них понимая...

Вернувшись в Рязань, Полонские переехали на другую квартиру, с улицы Введенской на Дворянскую, в дом приходского дьячка. «По-прежнему в доме было не более шести комнат: передняя, небольшая зала, гостиная, спальная моей матери, детская и девичья, или людская, - вспоминал поэт, -по-прежнему кухня помещалась на дворе в отдельном строении (я не помню в Рязани ни одной квартиры с кухней рядом с комнатами или в том же самом доме, где мы квартировали). Мать моя была беременна восьмым ребенком, но мы, дети, как кажется, мало обращали на это внимания».

Жизнь Полонских потекла своим чередом. Наталья Яковлевна все так же часто посещала дом Кафтыревых, где теперь хозяйничали две ее сестры, Вера и Анна. Вместе с матерью приходил в бабушкин дом и Яша. Как-то раз он встретил здесь Наденьку, девятилетнюю внучку рязанского почтмейстера Клементьева. С этой девочкой он был уже знаком, она очаровала мальчика еще до поездки в Лозынино. И вот теперь - о, счастье! - он снова видел перед собой миловидное личико, и неясные, смутные волнения переполняли его грудь.

Образ Машеньки Бешенцевой словно заволокло легким туманом, который быстро густел, пока совсем не смыл в его памяти девчоночий облик его деревенской спутницы...