Петр Григорьевич после смерти жены впал в уныние и не знал, куда себя деть, как определить дальнейший жизненный путь. 23 декабря 1832 года он уволился со службы и теперь мучился в Рязани, одинокий и неприкаянный. За годы службы он отвык от детей, и они его мало признавали. Свояченицы жили своими делами и заботами о его сыновьях и дочери.

Наконец, после долгих раздумий, он решил оставить детей на попечении своячениц и отправился на службу в Грузию, куда был вызван Исполнительной экспедицией Верховного грузинского правительства. 28 сентября 1834 года он прибыл к новому месту службы и 4 октября поступил секретарем в канцелярию исполняющего должность генерал-интенданта Кавказского корпуса. В феврале 1835 года Н.Г. Полонский по распоряжению штаба отдельного Кавказского корпуса был назначен казначеем при управлении по доходам и казенному имуществу в Армянской области и отправился к новому месту службы - в Эривань (ныне Ереван)...

5 мая 1838 года Петр Григорьевич уволился с должности казначея Армянской области «по прошению, за расстроенным здоровьем». Его начальник генерал-майор князь Бебутов выдал свидетельство, в котором говорилось, что Полонский «с отличным усердием» отправлял должность и ни в чем не погрешил против начальства, за что заслуживает знака беспорочной службы, пансиона или повышения в чине.

Петр Григорьевич, не располагавший какими-либо средствами к существованию, предпочел пансион, который мог обеспечить скромное житье на покое. Он вернулся в Рязань, где зажил тихо и незаметно. В дела детей вмешивался редко, да они и не ожидали от него проявления каких-то чувств. Ближе всех к отцу были сын Григорий, который, окончив Рязанскую гимназию, остался в родном городе, поступил на службу и проделал путь от коллежского регистратора до надворного советника, да дочь Александра, которая, не вышедши замуж, осталась девицей и скрашивала своими заботами безрадостную жизнь отца.

Около 1847 года умер сын Петра Григорьевича Александр. Отец семейства тяжело переживал эту потерю, часто хандрил, прибаливал, а к весне 1851 года и вовсе слег. В первой половине 1852 года Петра Григорьевича не стало... Погребен он был в Ольговом монастыре - там, где нашла вечное упокоение его жена. На это указывал Яков Полонский в своем духовном завещании, да и в автобиографической поэме «Мечтатель» поэт от лица своего героя писал:

...Я люблю
Простудою лечиться от простуды,
Прогулкой от бессонницы; и вот,
Не торопясь, дошел я до того
Монастыря, где схоронен отец мой,
И где когда-нибудь меня зароют.

Еще в августе 1832 года, перед отправлением в дальний путь на Кавказ, отец устроил Якова в Рязанскую четырехклассную гимназию и оставил своих детей на попечение сестер жены Веры и Анны, двух старых дев, «набожных до фанатизма» и «до брезгливости целомудренных». Осиротевшее семейство Полонских перебралось в бывший бабушкин дом на Дворянской улице, и жизнь потекла своим чередом.

Яша познакомился с соседским мальчиком Мишей Кублицким. Он часто перелезал через низенький дощатый заборчик к нему в сад, где приятели, как водится, играли в войну. У Якова было детское охотничье ружье, у Миши -сабля, а у его маленького слуги - барабан и палка. Мальчики маршировали и строили военные планы. Однако игра была не единственным их занятием. Как выяснилось, Миша тоже любил читать, к тому же литературные вкусы друзей совпадали. Однажды Яша поведал новому товарищу, что и сам пишет стихи, и в доказательство прочитал следующие строки:

Природа-мать нежна,
Моря, небеса,
Луга ароматны,
Поля и леса.

Это, пожалуй, одно из самых ранних стихотворений, написанных будущим «пленительным певцом», «поэтом грез». Мише стихи понравились, и мальчики стали друзьями. Впоследствии Кублицкий, переселившись в Москву, предоставлял свой кров другу детства - студенту Полонскому.

А как же память о Софи Тюрберт?

Вскоре после смерти дочери Тюрберты покинули Рязань. Яков Полонский незадолго до их отъезда встретился с Александрой Петровной и поразился ее ранней седине. Мадам Тюрберт поинтересовалась успехами Полонского в изучении французского.

Яков засмущался, но все-таки ответил по-французски, за что заслужил похвалу учительницы. С тех пор Яков больше не видел Тюрбертов...

Судьба, все перипетии жизни любого большого поэта так или иначе находят отражение в его творчестве. Потрясения, особенно испытанные в детском возрасте, как это ни покажется парадоксальным, играют роль движущей силы для работы души.

В детстве Яков Полонский испытал немало ударов судьбы, но надо было жить, надо было учиться, надо было идти на загадочный зов поэзии, который все отчетливей звучал в его сердце.

Оплакав отъезд Тюрбертов, пролив еще раз горючие слезы по любимой матери, Яков вдруг понял, что переступил какой-то важный порог в жизни. Детство кончилось.