В последние годы учебы в университете Яков неожиданно встретился со своим однофамильцем Андреем Полонским. «Поступив в студенты, он тотчас же со мною познакомился, - вспоминал поэт, - стал звать меня к себе, в калужскую деревню, уверял меня, что сестры его - красавицы и что они могут вдохновить меня». Очевидно, в университете Яков Полонский был хорошо известен как поэт, иначе с чего бы вдруг незнакомый ему однофамилец, «рослый молодой человек, с румянцем во всю щеку и в золотых очках», стал приглашать его в гости, чтобы стихотворец вдохновился девичьей красотой?

Яков Полонский был вхож в дом доктора Постникова. Это был «один из тех московских домов, двери которых были раскрыты для всех, полюбивших эту семью: образованную и гостеприимную». Здесь ему довелось познакомиться с еще одной своей однофамилицей - Марией Михайловной Полонской (по мужу), родственницей доктора. Сюда же часто приходила и младшая сестра Марии Михайловны - семнадцатилетняя белокурая красавица Соня Коризна.

«Страстная, недюжинная по уму и насмешливо-остроумная, она всю массу своих поклонников раз при мне назвала своим зверинцем. «А если так, -заметил я, - я никогда не буду в их числе, уверяю вас». С тех пор она употребляла все свои старания, чтоб во что бы то ни стало влюбить меня». И обаятельной красавице удалось сделать это!

Летними ночами они подолгу оставались в саду вдвоем. Софьины глаза лучились теплотой, и говорила она так загадочно, что сердце Якова начинало учащенно биться. И хотя о любви не было сказано ни слова, Софья дразнила бедного студента ласковыми намеками, и Якову становилось жарко от ее туманных речей...

Охваченный восторгом, начинающий стихотворец писал:

О, скажи мне одно только, кем из богов
Ты была создана? Кто провел эту бровь?
Кто зажег этот взгляд? Кто дал волю кудрям
Так роскошно змеиться по белам плечам?

Софья, Соня, Софи!.. В памяти неожиданно выплыло грустное лицо Софи Тюрберт из далекого рязанского детства, и давняя полузабытая боль опять напомнила о себе. Якову вдруг почудилось, что эта девушка рядом с ним и есть его милая Софи! Он чиркнул спичкой, якобы намереваясь закурить сигару, - и осветил лицо своей спутницы. Соня, очевидно, разгадала уловку Якова, и мило улыбнулась. Ее лицо и вправду поражало свежей красотой, и Якову стоило немалых усилий, чтобы удержаться от дальнейшего...

Позже он признавался, что был влюблен без памяти, но при Соне притворялся холодным. Ох, уж эта чрезмерно чувствительная и щепетильно-стеснительная натура! Ох, уж эта мальчишеская робость!

«Дело уже дошло до того, что у меня вскружилась голова, - писал поэт. -Увлечь девушку было не в моих правилах, а жениться на ней я не мог, так как и она была бедна, и я был беден». Ох, уж эти сословные условности!

Смятение охватило Полонского, и он не знал, как поступить... Юношеские увлечения, экзамены, дружеские вечера - всё казалось каким-то далеким и нереальным.

В воспоминаниях о студенческий юности Полонский подводит некий итог жизни в Москве: «Учился я как бы порывами, и мое настойчивое прилежание нередко сменялось ленью и рассеяньем. Нужда отчасти принесла мне немало пользы: закалила слабый, семейной жизнью избалованный характер мой; заставила меня приноравливаться к людям и равнодушно относиться к их недоброжелательству. Я верил в дружбу и пользовался полным доверием и расположением немногих друзей своих. Я был влюбчив, но на свою наружность редко обращал внимание...

Постоянно имея под рукой преданных мне друзей, я не без сожаления припоминаю, что во времена моего студенчества ни одного друга, благотворно влиявшего на мое нравственное и умственное развитие, не встретил я среди множества знакомых мне дам и девушек. Многие скажут, что такого быть не может. Я и сам это знаю; как семья не без урода, так и прекрасный пол не без созданий, достойных всякой любви, веры и уважения... Были, конечно, счастливцы, которые встречали их. Но я во времена моего студенчества не был из их числа, а стало быть, не могу и хвастаться тем, чего не было».