Яков впервые в жизни ехал так далеко. Среднерусская природа, с ее светлыми березовыми рощами и медноствольными сосновыми борами сменилась украинскими пейзажами с аккуратными белеными хатами и стройными рядами пирамидальных тополей вдоль почтового тракта. Лошади неспешно тянули крытую кибитку. Экипаж покачивало на рессорах, и под это мерное покачивание и несмолкаемый топот копыт хорошо дремалось и думалось...

За несколько недель доехали на перекладных до Елисаветграда. Здесь Яков Полонский расстался со своим попутчиком. Александру Уманцу.нужно было по делам службы заехать в Кишинев, и он свернул на другую дорогу.

«Полонский знал, что в Елисаветградском уезде квартирует полк, в котором служит Николай Орлов, - разыскал его. Встретились, и Орлов предложил наведаться в расположенное неподалеку степное селение Болтышку, имение родственников его - Раевских. Там когда-то побывал Пушкин - уже ради этого стоило завернуть туда», - писал С.С. Тхоржевский.

Действительно, Полонский много раз в жизни как бы следовал пушкинским маршрутом. Так было и на этот раз. В Болтышке приезжему показали хату, где жила старушка няня Раевских. Она угостила Полонского арбузами и чаем с вареньем.

Яков с удовольствием отведал и того и другого.

- Ну, а Александра Сергеевича, поэта, вы помните? - с волнением спросил он хозяйку.

- А как же, касатик, помню, как сейчас, помню. Кудрявый он был, веселый, а уж какой говорун! Как-то раз вскочил вот с этого дивана и давай стихи декламировать...

Старушка еще долго рассказывала о поэте, наконец, Полонский поблагодарил ее и распрощался.

В Елисаветграде путешественник нанял таратайку и отправился дальше на юг, в Одессу, где когда-то бывал и Пушкин.

В мае 1820 года Пушкин за вольнолюбивые стихи был выслан из Петербурга на юг и после трехлетнего пребывания в Кишиневе отправился в Одессу. «Я оставил мою Молдавию и явился в Европу, - писал он брату в августе 1823 года. - Ресторация и итальянская опера напомнили мне старину и, ей-богу, обновили мне душу».

Действительно, пребывание на благодатном юге стало для ссыльного поэта временем расцвета его поэтического таланта - здесь он написал свыше ста стихотворений.

Полонский надеялся, что и для него Одесса станет благодатным местом для поэтического творчества.

Одесса была крупным и шумным причерноморским городом. Здесь не только торговали и несли службу, но и умели весело отдыхать. В городе действовал театр, на сцене которого играли русские и иностранные актеры. Публичная библиотека располагала большим книжным фондом. В саду дворца Пале-Рояль, названного на французский манер, по воскресным дням играла полковая музыка. Весной город утопал в цветах. Желтыми и белыми веснушками соцветий были обрызганы акации. Огромные белые люстры цветов светились на каштанах. Потемкинская лестница с длиннющими ступенями спускалась к морю... А сколько нарядных гуляющих прохаживалось по набережной!

ГЛ. Данилевский, знакомый Полонского, будущий автор известных исторических романов «Беглые в Новороссии», «Воля», «Потемкин на Дунае», «Княжна Тараканова», «Мирович», так описывал Одессу 1840-х годов: «Чистенький, белокаменный город среди садиков и акаций, над розово-фиолетовым морским заливом... Над магазинами везде красовались итальянские, греческие и французские вывески. Молдаване, валахи, армяне, греки и татары в живописных национальных одеждах торговали в палатках, на площадях и перекрестках улиц... Везде слышался иноплеменный говор... Нарядные, с восточными лицами красавицы, под широчайшими белыми, с бахромой, зонтиками проносились по улицам на рысаках, в богатых колясках и ландо».

Однако разглядеть одесских красот в день прибытия Полонскому не удалось. Усталая лошадь дотянула таратайку в город уже ночью. Приезжий расплатился с возницей, усатым хохлом, и снял комнату в первой попавшейся гостинице. Гостиница оказалась скверной. Погода тоже не баловала. Стоял ноябрь, и пронизывающий ветер гулял по улицам. Моросил надоедливый дождь, и море гнало к берегу седые, мрачные валы.

Полонский видел море в первый раз. Он был покорен этой великой стихией, но море он представлял иным - теплым и ласковым, сияющим прозрачной синевой с белыми барашками на гребнях волн.

«Первое впечатление от Одессы было почти отталкивающим... - повествовал Сергей Тхоржевский. - ... Уже кончался ноябрь, было пасмурно, на улицах грязь, деревья стояли голыми, море выглядело серым и тусклым. В гостинице Полонский зябнул, топили тут не дровами, а соломой, печи дымили.

Как же в этом городе жить?»

Осеннее море, серое и неприветливое, особенно в ночную пору, наводило на тревожные размышления...Жилось Полонскому в «дешевом городе» несладко. Впоследствии, в 188Х году, Фет вспоминал о нерадостном послании друга студенческих лет: «...Я же, при баснословной своей беспамятности, обладаю памятью сердца. И вот в этой-то памяти хранится твое письмо, писанное ко мне в Крылов (Новогеоргиевск) из Одессы, в которым ты пишешь: "извини за дурной почерк; в комнате холодно, и я пишу тебе лежа в постели, так как фланелевый халат мой я заложил жиду"».

Недавний московский студент в незнакомом южном городе отчаянно бедствовал, но отступать было поздно, о возвращении в Москву не могло быть и речи, поскольку промозглый осенний ветер гулял и в его карманах, и Яков стал постепенно выкарабкиваться из той жизненной ямы, в которую по наивности угодил.