В предместье, именуемом Ланжерон, в доме на высоком берегу моря жил австрийский консул Людвиг Гутмансталь, которого одесситы называли Людовиком Леопольдовичем. Женой его была Мария Егоровна, дочь детской писательницы Анны Петровны Юшковой-Зонтаг, племянницы Жуковского. Это была молодая женщина, русская, «премилая и вдобавок прехорошенькая», как писал о ней Александр Бакунин.

Яков Полонский не раз бывал в гостях у Гутмансталей. Здесь он и встретился с Зонтаг, которая жила в то время в Одессе Анна Петровна, урожденная Юшкова, была родной тетей Ивана и Петра Киреевских, воспитывалась вместе с Жуковским, который оказал влияние на ее творчество. Книги Зонтаг «Повести для детей», «Восточные повести», «Сочельник», «Волшебные сказки», «Священная история для детей» и другие отличались увлекательностью сюжета, доступностью изложения и были непременной частью детского чтения и домашнего воспитания.

Конечно же, молодой поэт не преминул поведать Анне Петровне о своей встрече с Жуковским в Рязани. Надо думать, что и Зонтаг рассказывала Полонскому о заграничном житье поэта. Это был словно незримый духовный мост, связывающий молодого стихотворца с его первым наставником.

В доме Гутмансталей Яков встретил приятных собеседников, имеющих общие интересы и исповедующих столь близкие его сердцу законы любви и доброты.

В стихотворении, обращенном к М.Е. Гутмансталь, Яков Полонский писал, что на юге он «нашел людей с душою, счастливых, добрых и простых...» С Марией Егоровной Гутмансталь Полонский нашел общий язык. И не только. Жена австрийского консула была совсем молода (моложе начинающего поэта), мила и обаятельна, и Яков потянулся к ней всей душой. Его роман с Марией Егоровной развивался бурно, но Яков - уже в который раз! - изо всех сил старался приглушить свои чувства, ведь предмет его обожания была чужой женой. Вот если бы не ее раннее замужество..
Много лет спустя Мария Егоровна в письме Полонскому предавалась воспоминаниям о встречах в Одессе: «...Я вспомнила, как мы с вами один раз разговаривали неделю спустя после нашего знакомства, - вы говорили, что любите, чтобы говорили все просто, прямо - чтобы правду говорили не запинаясь всем. Я говорила, что в обществе это очень трудно и даже неприятно было бы... наконец сказала вам: вот, видите ли, например, я с вами недавно познакомилась, и мне очень неловко вам теперь прямо сказать, что у меня голова болит и что мне неприятен запах сигары... Вы на меня добро посмотрели и с несколько смущенным видом сказали: - Вот если б вы мне просто сначала сказали: не курите, мне это неприятно, то мне бы не так совестно было, а теперь мне неловко, и я воображаю, как вы думали все про мою сигарку и что я такой неделикатный...»

Что поделать, в молодости, да и в зрелые годы, Полонский был стеснительным человеком, любезным к дамам, но чересчур робким и деликатным. Однако когда дело касалось друзей, Яков был готов на отчаянный поступок, особенно если в этом была замешана любовь. Елена Штакеншнейдер, отмечая в своем дневнике эти черты характера Полонского, приводила такой случай: «Недаром же увез он из Одессы в Москву невесту для своего друга, Уманца, с немалым риском ответственности для самого себя».

Имея на руках рекомендательное письмо из Москвы, Полонский нашел возможность представиться жене наместника южного края России М.С. Воронцова - Елизавете Ксаверьевне.

Ее муж, Михаил Семенович Воронцов, во время Отечественной войны 1812 года командовал дивизией, затем - русским оккупационным корпусом во Франции. С 1823 года был генералом-губернатором Новороссии. Ссыльного Пушкина он первоначально принял «очень ласково», но затем понял, что из поэта чиновника не получится, и изменил свое отношение к нему. Поэт, неуемный повеса, был неравнодушен к жене генерал-губернатора, а на него самого настрочил едкую эпиграмму:

Полу-милорд, полу-купец,
Полу-мудрец, полу-невежда,
Полу-подлец, но есть надежда,
Что будет полным наконец.

Глубоко оскорбленный Воронцов в конце июля 1824 года добился высылки Пушкина из Одессы в Михайловское, а Елизавета Ксаверьевна до конца своей жизни хранила воспоминания о поэте. Даже в глубокой старости, когда она потеряла зрение, ей вслух читали его произведения...

М.С. Воронцов

Е.К. Воронцова

Опять судьба свела Полонского с людьми, близко знавшими Пушкина. Молодой поэт стал частым гостем Воронцовой, а она, обладая тонким художественным вкусом, очевидно, смогла оценить его поэтический талант. Елизавета Ксаверьевна в молодости слыла красавицей. Один из современников писал: «Не нахожу слов, которыми я мог бы описать прелесть графини Воронцовой, ум, очаровательную приятность в обхождении. Соединяя красоту с непринужденною вежливостью, уделом образованности, высокого воспитания, знатного, большого общества, графиня пленительна для всех...»

Воронцова и в годы пребывания Полонского в Одессе еще сохранила отблеск былой красоты. Она была по-прежнему стройна и гордо держала голову, увенчанную высокой прической с бесчисленными завитыми локонами. Строго очерченная длинная шея, полуоткрытые матовые плечи делали ее похожей на античную статую. Прямой, удлиненный нос не портил красоты лица, а внимательный взгляд и мягкая улыбка в уголках губ выдавали красоту внутреннюю.

Общение с Елизаветой Ксаверьевной скрашивало серые будни молодого поэта.

Полонский продолжал зарабатывать на жизнь частными уроками, иногда получал денежные переводы от отца и очень стыдился этого. Он заводил в Одессе новые знакомства, но жизнь его оставалась неустроенной. Одесское «досужее общество готово было закормить его обедами, каждый день поить дешевыми французскими винами, знакомить его со своими дамами, даже помогать ему за ними ухаживать... давать ему взаймы деньги (не свыше десяти рублей), но это общество вовсе и не думало о том, чтобы дать ему какое-нибудь местечко в среде одесского чиновничества».