В Тифлисе Полонский испытывал недостаток литературного общения и мучился от этого, предаваясь всеохватывающей тоске. Но вскоре он завел знакомство с польским поэтом Тадеушем Ладо-Заблоцким, воспитанником Московского университета, арестованным в 1833 году и сосланным на Кавказ по делу «О песне возмутительного содержания». Поляк был на Кавказе в сыске уже восьмой год и часто в разговорах с Полонским изливал ему свою тоску по родным местам. Чего греха таить, и сам Яков Петрович тосковал по русскому раздолью, по Москве и Рязани. Это грустное чувство сблизило поэтов, как обычно общие неурядицы сближают людей, и от этой взаимности на душе становилось светлее и просторней, и она обретала долгожданный покой. Позже Полонский с теплотой вспоминал о своем новом товарище: «...Он один посещал меня, читал мне, переводил мне стихи свои, и опять зажглась во мне неодолимая жажда высказываться стихами».
В Петербурге за год до знакомства Полонского с Ладо-Заблоцким друзья польского поэта издали сборник его стихотворений - как в ту пору и водилось, по подписке. Несколько подписчиков оказалось и в Тифлисе. Среди них была и Нина Александровна Грибоедова, вдова русского поэта и дипломата, министра-президента в Персии А.С. Грибоедова, погибшего в 1829 году от рук персидских религиозных фанатиков в Тегеране. Тело Грибоедова было перевезено в Тифлис и предано земле близ церкви Св. Давида. Любящая жена, Нина Александровна поставила на могиле мужа часовню, а внутри ее - скульптурное изображение плачущей и молящейся перед распятием женщины. Это изваяние изображало саму вдову, пожелавшую сделать на памятнике трогательную надпись: «Ум и дела твои бессмертны в памяти русской; но для чего пережила тебя любовь моя?»
Ладо-Заблоцкий, очевидно, знал Нину Александровну лично. В сборнике его стихотворений имелось примечание, в котором сообщалось, что храм святого Давида на горе Мтацминда Грибоедов называл «поэзией Тифлиса». Такую деталь Ладо-Заблоцкий мог услышать только от Н.А. Грибоедовой. Вероятно, польский поэт и познакомил Полонского с Ниной Александровной.
Вскоре Ладо-Заблоцкого услали в селение Кульпы за рекой Араксом, к самой турецкой границе, и назначили управляющим соляным промыслом. Оттуда он писал одному из тифлисских знакомых, что живет «воспоминаниями прошедшего, потому что в настоящем только заботы, скука и тоска». Полонскому увидеться с приятелем-поляком больше не довелось: Ладо-Заблоцкий в Кульпах скончался от холеры...
Полонский познакомился с вдовой Грибоедова в первой половине июля 1846 года.
Нина Александровна была дочерью Александра Гарсевановича Чавчавадзе, грузинского князя, поэта и безнадежного романтика, мечтавшего о вечном единении России и Грузии. Ей не было и шестнадцати лет, когда она вышла замуж за Грибоедова. В ту пору, по словам A.M. Скабичевского, «она была в полном смысле красавица: стройная, грациозная брюнетка, с чрезвычайно правильными чертами лица, с темно-карими глазами, очаровывающими всех добротою и кротостью». Время и горе наложили свой отпечаток на красоту грузинки, но и в ту пору, когда у нее в гостях был Полонский, Нина Александровна оставалась красавицей, только красота ее была не юной, а зрелой и печально-строгой.
Я. П. Полонский. Рисунок А. Бейдемана
Н.А. Грибоедова
Яков Петрович с трепетом в сердце переступил порог знаменитого тифлисского дома, где затворницей жила безутешная вдова поэта-дипломата. О чем они говорили - неизвестно. Но ясно одно: Нина Александровна Грибоедова, до конца своих дней любившая мужа, произвела на Якова Петровича неизгладимое впечатление. Впоследствии он описал встречу с ней в пространном стихотворении «Н.А. Грибоедова»:
В Тифлисе я ее встречал...
Вникал в ее черты:
То - тень весны была, в тени
Осенней красоты.
Не весела и не грустна -
Где б ни была она,
Повсюду на ее лице
Царила тишина.
Полонский в стихотворении рассказывает и о трагической судьбе Грибоедова, но главное, что воспевает он, - верность вдовы поэта, ее самоотверженную любовь к мужу даже после его гибели:
Она сидела на крыльце
С поникшей головой,
И, помню, кроткий взор ее
Увлажнен был слезой.
Очевидно, образ Нины Александровны крепко запал в память и сердце Полонского, если он возвращался к нему спустя много лет...
В Тифлисе Полонский познакомился с писателем Владимиром Александровичем Соллогубом, приятелем Пушкина, свидетелем последних лет жизни великого поэта. Женившись на дочери М.Ю. Виельгорского, влиятельного царедворца и знатока музыки, Соллогуб у себя в доме организовал музыкально-литературный салон. Первыми его публикациями были рассказы, а широкую писательскую известность принесла повесть «Тарантас», первые семь глав которой вышли в 1840 году. Белинский отозвался о повести так: «Книга умная, даровитая и - что всего важнее - дельная».
В 1849 году Соллогуб оставил государственную службу, но спустя два года отправился на Кавказ. Здесь-то и довелось ему познакомится с Полонским. «В наш город прибыл известный русский литератор граф Соллогуб, высочайшим повелением назначенный состоять по особым поручениям при его сиятельстве князе наместнике», - сообщала в феврале 1851 года газета «Кавказ».
Для Якова Петровича, несомненно, было лестным водить знакомство со знаменитостью. К сожалению, в воспоминаниях ни Полонский, ни Соллогуб о своих взаимоотношениях не рассказали, и мы теперь можем только догадываться, о чем маститый беллетрист беседовал с молодым поэтом.