В Грузии Полонский писал не только лирику, но и обращался к прозе, наполняя ее местным колоритом. В 1848 году в газете «Закавказский вестник» был опубликован его очерк «Делибашгала». Собственно говоря, это был не очерк, а старинная грузинская сказка, обработанная автором. Позднее Полонский, готовя к печати Полное собрание своих сочинений дал «Делибаштале» подзаголовок: «Грузинская сказка (Из путевых заметок 1847 г.)».

Полонский не скрывал, что материал для очерков он почерпнул в своих поездках по Тифлисскому уезду. Наблюдения этнографического характера, то и дело прерывающие плавно текущее развитие сюжета, затягивают повествование, но в то же время придают ему кавказский колорит и позволяют читателю составить яркое впечатление о жизни горцев. «Мне диктует память, и я пишу, как пишется, не вдаваясь ни в какие художественные соображения», - признавался Полонский, объясняя прерывание хода событий многочисленными «ненужными отступлениями».

Автор подчеркивал, что он пишет «не повесть, а рассказ», тем самым высказывая свой взгляд на литературные жанры. Повесть, по его мнению, должна иметь строгую художественную форму и выверенный, плавно текущий сюжет и отличаться от романа только меньшим объемом. Рассказ же (новеллу) Полонский считал более свободным повествованием, более близким к устному рассказу, который мог прерываться отступлениями от темы. Такая свобода выбора темы сближала рассказ с очерком, жанровые границы которого весьма неопределенны.

В 1849 году в «Закавказский вестник» опубликовал очерк Полонского «Любовь Маешки». Позже этот очерк публиковался под заглавием «Квартира в татарском квартале». В 1859 году Н.А. Добролюбов, размышляя о ранней прозе Полонского, писал, что «даже в рассказах своих г. Полонский не удаляется от того характера, который мы находим господствующим в его стихотворениях». И далее: «Г-н Полонский рассказывает самые обыденные, даже отчасти водевильные приключения (как, например, в «Квартире в татарском квартале», где Хвилькин, по незнанию грузинского языка и по ошибке в имени ведет заочные переговоры вовсе не с той красавицей, в которую был влюблен); но в них всегда рисуется перед нами - или какая-нибудь оригинальная личность, или странное явление душевной жизни, или, наконец, придается какая-нибудь таинственность внешней обстановке». По сути дела, герой Полонского - тот же «маленький человек», вошедший в русскую прозу в середине XIX века. Кроме того, автор в присущей ему манере находит необычное в обычном, загадка живет в самом сюжете произведения.

Критик верно отметил таинственность некоторых эпизодов прозы Полонского - Яков Петрович с детства витал мыслями в загадочных мирах.

Кстати, в отличие от своего персонажа Хвилькина, Полонский с большой охотой изучал грузинский язык. В его бумагах сохранилось огромное количество пояснений к грузинским словам. Поэт завел даже несколько словариков, в которые записывал (разумеется, русскими буквами) названия предметов, полюбившиеся ему грузинские слова и выражения. Свои грузинские очерки и стихотворения он обычно сопровождал необходимыми пояснениями и примечаниями, что говорит о его серьезной работе над текстами. Местный колорит играет в них всеми цветами радуги, словно волшебный узор, и в то же время понятен для русского читателя - во многом благодаря авторским сноскам и пояснениям.

«Благородные, но безымянные черкесы старинного романтизма бледнеют перед менее благородными, но живыми туземцами у Полонского вроде татарина Агбара или героического разбойника Тамур-Гассана, - отмечал Л.В. Блонский. - Восточные женщины у Пушкина и Лермонтова бесцветны и говорят мертвым литературным языком, у Полонского их речи дышат живою художественной правдой».

Полонский был знаком с офицерами генерального штаба, несшими службу на Кавказе, он не раз выезжал на театр боевых действий, где внимательно приглядывался к бивачной жизни русских солдат и офицеров. Об этом свидетельствуют не только его рисунки, но и подорожные, выданные на посещение воинских постов Кавказской линии. Писатель задумал написать большое прозаическое произведение о кавказской действительности, о войне. Сохранился черновой план первой части ненаписанного романа: «1846 год. Тифлис.

Это было летом. Один из татар, а именно... (очевидно, автор не успел придумать имя персонажа. - А.П.), находящийся в службе при наместнике, гулял поздно вечером по Авлабару. Вдруг слышит, в одной сакле кто-то стонет. Он вошел - видит, у ног лежит человек в татарском платье, худой и бледный... Стал его спрашивать: отчего он стонет. Тот отвечает ему, что болен, голоден и уже три дня, как ничего не ел... Взял его к себе на квартиру, накормил и оставил пока у себя гостить...»

К сожалению, большое литературное полотно о Кавказе написать Полонскому было не суждено…