Надо было икать новых путей в литературе. Как драматург Полонский явно не состоялся, как поэт получал больше критических шипов, чем благоухающих роз читательской признательности, но жизни без литературного творчества он уже не мыслил.
Полонский начинает писать рассказы о детях, стараясь брать самые невинные сюжеты, чтобы не угодить в жестокие лапы николаевской цензуры.
Первый рассказ на «детский» сюжет назывался «Статуя Весны». Его герой - шестилетний мальчик Илюша - изо дня в день любовался небольшой статуей Весны, стоящей в гостиной. Маленький мечтатель «забирался с ногами на старый кожаный диванчик (это было его любимое местечко) и предавался разного рода размышлениям или по целым часам, не сводя глаз, задумчиво смотрел на гипсовую статую, изображавшую богиню Весну, с цветочным венком на голове и в фантастической одежде...»
Однажды Илюша захотел поцеловать очаровательную богиню Весны, нечаянно толкнул статую, она упала на пол и разбилась. Впечатлительный мальчик заболел от расстройства и слег. Он метался в жару и бредил. Болезнь отпустила его только спустя три недели...
В 1853 году рассказ был сдан в журнал «Отечественные записки» Краевского. Яков Петрович с нетерпением ожидал публикации. «Заранее расчел, что получу около 100 рублей и расплачусь с кем следует, - вспоминал он позднее. - Проходит недели две - и вдруг записка от Краевского.
Съездите, пишет он, к цензору, узнайте, отчего не пропускает он вашего рассказа...
Теперь старичок в очках встретил меня и пригласил в кабинет.
- Я опять должен запретить рассказ ваш.
- За что?
- А! Вы от меня не скроете, какого это безнравственного мальчика вы нам вздумали изобразить!»
Цензура запретила печатать рассказ, усмотрев в восхищенном взгляде мальчика, героя рассказа, на прекрасную статую Весны и в желании ее поцеловать «эротические помыслы».
Полонский вспоминал: «Последний (то есть цензор. - А.Л.) находил рассказ мой в высшей степени безнравственным... Он приписывал мне такие мерзости и гадости, каких я и во сне никогда не видывал... Рассказ был запрещен. В этот день я чуть было не бросился в Мойку... Впрочем, не я один, все пишущие подвергались одной со мной участи».
Впервые «Статуя Весны» увидела в свет лишь в 1859 году, в сборнике рассказов Полонского. Таково было время, вернее - литературное безвременье...
Подобные мытарства ждали и другой рассказ Полонского, первоначально называвшийся «Глаша». В 1853 году писатель предложил его в журнал «Современник», и редакция приняла рассказ к печати. «Я с величайшим нетерпением ожидал гонорара, - вспоминал Яков Петрович, - и вдруг удар -цензура не пропускает... Решаюсь на другой день самолично явиться к цензору и спросить его.
Являюсь к цензору - рекомендуюсь - говорю ему: так и так, за что такая напасть, помилуйте. Вот уж никак вообразить не мог.
- Э, батюшка! - говорит мне цензор (старичок в очках). - Нет, вы меня не надуете, не надуете! Пожалуйста сюда! Я вам покажу-с, я не придираюсь, помилуйте-с, за что я стану придираться! Вот она-с, ваша повесть... Я всячески желал бы ее отстоять, но не могу-с - никак не могу
- Да что же в ней такое?
- А вот, извольте.
Оказалось, что я имел дерзость поместить лампадку в головах кроватки, на которой спал мой маленький герой, таким образом, что лампадка освещала его ноги.
- Это кощунство! - воскликнул цензор. - Это не без умысла...»
Автор пытался убедить придирчивого старичка, что никакого кощунства в рассказе нет, а уж если цензор так настаивает, то можно вообще удалить эпизод с лампадкой. Но твердолобый цензор был непреклонен. К тому же он усмотрел и другое «преступление», более серьезное, чем «богохульство»: автор рассказа ведет речь о школе, однако «всякий может вообразить себе, что это гимназия». А гимназию в печати вообще изображать не дозволено. Почему? Не дозволено, и всё тут...
Так цензура «подрезала крылья» Полонскому. Рассказ был опубликован только в 1859 году, когда после смерти государя Николая «Палкина» тиски цензуры ослабли. Да и то Полонскому пришлось переработать рассказ и дать ему другое название: «Груня». Очевидно, автор опасался, что цензура под прежним названием рассказ не пропустит.
К рассказам «Статуя Весны» и «Груня» примыкает и небольшая повесть Полонского «Женитьба Атуева», которую сам автор называл рассказом. Повесть как бы перекликается с «Обыкновенной историей» Гончарова, даже фамилии главных героев звучат похоже: Атуев - Адуев. Как и его литературный предшественник, Полонский повествует о внутреннем росте молодого человека под влиянием действительности: от мечтательной «позы» к осознанию реальной жизни. «Судьбой Атуева, считавшего предрассудком и любовь, и ревность, и семейное счастье, но женившегося по любви и возжаждавшего смерти от мучившей его ревности, Полонский указал на несостоятельность всеотрицающей позиции «нигилизма» как стиля мышления и поведения (отрицание любви, семьи, искусства, не приносящего ощутимой «пользы», особенно лирической поэзии, музыки и т. д.)», -отмечала литературовед Э.А. Полоцкая.
Яков Петрович в сюжетах своих рассказов обращался к собственному детству, памятуя о том, что это самая яркая и самая безгрешная пора жизни. Он переносился мыслями в свое рязанское детство, вспоминал деревянные домики на городских окраинах, вязкую тишину провинциального города, гимназические будни... Герой его рассказов - маленький мечтатель, чувствительный и немного наивный. Однако цензура видела в его произведениях посягательства на нравственность или - более того! - на общественное обустройство России даже там, где их и в помине не было.
«Но, видно, нет худа без добра, - писал Полонский, - все эти неудачные попытки литературным трудом заработать себе кусок насущного хлеба помогли мне развить такую память по отношению к моему детству, что, мне кажется, я помню его лучше, то есть яснее и отчетливее, чем то, что было со мной на прошлой неделе».
Яков Петрович чувствовал, что вот-вот в его жизни случится перелом, но к чему он приведет - то было неведомо...