18 февраля 1855 года император Николай I скончался. Наследовавший ему Александр II, понимая, что трон под напором народного недовольства может не устоять, провел в стране целый ряд реформ, в том числе и крестьянскую.

Литературная жизнь оживилась, журналы как бы освободились от тесных жандармских мундиров и железных тисков цензуры и начали публиковать такие произведения, которые при Николае «Панкине» непременно клались под сукно.

За рубежом русские эмигранты тоже почувствовали ветер перемен. С августа в Лондоне начал издаваться бесцензурный альманах Герцена и Огарева «Полярная звезда». Сборники нелегально доставлялись в Петербург и читались в литературных салонах столицы, доходили и в другие города.

«Либеральная весна» размежевала общество. Литературная борьба между западниками-либералами и славянофилами-«почвенниками» обострилась. Первые прочили России великое будущее лишь в том случае, если она пойдет по западноевропейскому пути развития. Вторые отстаивали национальную самобытность, а в европеизации страны видели угрозу самой сущности русского бытия. От извечного вопроса «Кто виноват?» русская литература обратилась к вопросу «Что делать?» Сама жизнь толкала литераторов к поискам новых форм художественного изображения действительности.

В 1850-е годы отчетливо обозначились два литературно-художественных направления, демократическое и так называемое «чистое искусство». Ветер эпохи относил их всё дальше друг от друга, к разным полюсам поэтического творчества. В противоборстве этих направлений нашла свое отражение обострившаяся социальная борьба. На полюсах поэзии обозначились два имени: Некрасов и Фет.

Полонский был ближе по духу поэтам «чистого искусства», но он писал и гражданские, обличительные стихи, да и вообще, будучи по характеру незлобивым и незлопамятным, старался примирить между собой яростных сторонников двух литературных направлений, двух поэтических школ. Он, словно мост, связывал в единое целое поэтическое пространство России, однако не примыкал ни к тому, ни к другому направлению. Все свои литературные неудачи он переносил на собственных плечах, не ища защиты и помощи влиятельных литераторов. Да что там литераторов! Другой бы на его месте обратился за поддержкой прямо к государю Александру II, которого поэт называл «гуманнейшим»: так, мол, и так, Ваше императорское величество, я тот самый рязанский гимназист, который в 1837 году написал стихи в Вашу честь, за что и удостоился Вашего высочайшего подарка -золотых часов Ныне я - поэт Яков Петрович Полонский, прошу Вашего благоволения к моему творчеству...

Нет, не мог так поступить Полонский! Неприспособленный к жизни, не обеспеченный материально, скромный и бескорыстный, поэт предпочел торить в литературе свою тропу, ни перед кем не заискивая и никому не подражая, не примыкая ни к одному литературному лагерю.

В журналах того времени можно было прочитать что угодно. Лирические шедевры Якова Полонского публиковались наряду с «реакционно-охранительными» произведениями Аполлона Майкова и едкими сатирами Николая Щербины или Алексея Толстого. (Чего стоят только афоризмы, пародии, басни, созданные им совместно с братьями Жемчужниковыми и публиковавшиеся под псевдонимом «Козьма Прутков».) И всё это уживалось под одной крышей «чистого искусства»! Так почему бы в таком случае, размышлял Полонский, не протянуть руку дружбы и поэтам из так называемого «демократического» лагеря? Ведь, как ни крути, а все мы единой матери служим - Поэзии русской. Однако такая позиция Якова Петровича не устраивала ни тех, ни других. Он мучился, страдал, болезненно переживал нападки критики, но продолжал искать свой путь в поэзии.

В 1856 году появилось стихотворение одного из признанных вождей славянофильства Ивана Сергеевича Аксакова «Добро б мечты...», в котором автор высмеивал либеральные упования поместного дворянства на ожидаемые реформы. Полонский откликнулся на эту публикацию стихотворением «И.С. Аксакову»:

Когда мне в сердце бьет, звеня, как меч тяжелый,
Твой жесткий, беспощадный стих,
С невольным трепетом я внемлю невеселой,
Холодной правде слов твоих.
…………………………………………………..
И если ты блуждал - с тобой мы врозь блуждали:
Я силы сердца не щадил;
Ты - не щадил труда; и оба мы страдали:
Ты больше мыслил, я любил.

Полонский, высказывая уважение к творчеству Аксакова, подчеркивал в стихотворении свою непохожесть на него. Впрочем, не только на него, но и на кого-либо иного из поэтов. Полонский жил только сердцем, только чувствами, и ему были чужды холодные размышления практичного ума.

В свою очередь, Иван Аксаков откликнулся на стихотворение Полонского в письме к родным от 24 ноября 1856 года: «Прочитал стихи Полонского ко мне. Это было для меня совершенным сюрпризом, я ничего не знал об этом, да и с Полонским вовсе незнаком. Стихи - как стихи превосходные, особенно первый стих. Но последние четыре строфы довольно темны; я в свою очередь не понимаю, что он хочет сказать». Позднее Аксаков возражал против идеализации Полонским его личности, как поэта. Но Полонский и не идеализировал Аксакова! Он жил в своем поэтическом мире - мире туманных грез, трудно выразимых чувств, на границе между реальностью и сном.

«Не примыкая к радикальным общественным движениям своего времени, Полонский относился к ним с сердечной гуманностью, особенно к жертвам искреннего увлечения (например, стихотворение «Что мне она! не жена, не любовница...») Вообще, храня лучшие заветы Пушкина, Полонский пробуждал лирой добрые чувства и «милость к падшим призывал», - отмечал Л.В. Блонский.