Лето 1856 года для дождливого Петербурга выдалось довольно жарким, и Александра Осиповна решила отправить сына Мишу на дачу Лесное -поселок под боком у Петербурга. Разумеется, Полонский должен был сопровождать своего воспитанника. «Не хотелось мне переезжать в Лесное, - позже признавался поэт. - Я хандрил, тосковал, упрекал судьбу свою, которая сделала из меня домашнего учителя, чуть не гувернера».

На даче Смирновых жила их старшая дочь Софья с мужем, князем Андреем Васильевичем Трубецким, и детьми.

В Лесном было многолюдно. Дворянство жило здесь в загородных домах, на выходные дни из столицы приезжали и другие петербуржцы: чиновный люд, литераторы, художники.

Однажды, гуляя в парке, Полонский встретил своего старого знакомого - художника Бейдемана, и с тех пор они совершали послеобеденньщ моцион вместе.

Как-то раз приятели повстречали в парке голубоглазую девушку. Одетая в светлое платье, с белой шляпкой на голове, она, казалось, не шла, а парила над ухоженной тропинкой.

Полонский не мог оторвать взгляда от незнакомки.

- Кто это? - шепнул он Бейдеману и крепче сжал под локоть его руку.

- Это Тереза, воспитанница Базилевских, соседей Смирновых по даче, - также шепотом ответил художник. - Вот с кого написать бы херувимчка! А? Ты не находишь?

Яков Петрович сразу не нашелся что ответить. Юная красота Терезы поразила его, и ее полувоздушный образ теперь все чаще стал являться перед его мысленным взором.

Отдыхающие дамы стали замечать, что поэт уделяет Терезе пристальное внимание и при взгляде на девушку его глаза полнятся теплотой и нежностью. Каково же было огорчение Полонского, когда он узнал, что Тереза уже сосватана и скоро состоится ее свадьба. «Вот так всегда... - сокрушался Полонский. - Все пропало. Ну почему, почему я встретил ее так поздно?..»

Заметив переживания Полонского, Маша Базилевская как-то раз шепнула ему, лукаво сверкая глазками:

- Яков Петрович, знаете, Тереза очень хочет, чтобы вы написали ей какие-нибудь стихи, только сказать вам об этом стесняется...

Обрадованный поэт расчувствовался и в тот же день сочинил такие строки:

Промелькнув одним виденьем,
Для меня вы - светлый сон;
Кто же бредит сновиденьем,
Тот и жалок и смешон...
Встретить вас - и не встречаться,
Видеть вас - и не видаться,
Право, лучше пожелать
Снов подобных не видать...

«Маша Базилевская охотно взялась передать стихи и пригласила его в ближайший четверг на бал к ним на дачу, - повествует С.С. Тхоржевский. -На другой день Полонский проходил мимо дачи Базилевских и увидел Терезу, она сидела на ступеньках террасы. Они встретились глазами, она смутилась и встала. И сказала неожиданно:

- Каким образом вы... Я вас не знаю... Вы меня вовсе не знаете Чем же я заслужила ваше посланье? Что оно значит, позвольте вас спросить?

Стало ясно: вовсе она стихов не просила - это была выдумка Маши Базилевской...»

Полонскому показалось, что сердце его упало и никак не может забиться.

- Вы произвели на меня сильное впечатление, - смущено пробормотал он, поклонился и неуверенной походкой направился дальше. В нем все заклокотало, щеки покрылись нездоровым румянцем, мысли бились в голове, словно птица в силках. Его, доброго и наивного, провели, как мальчишку, посмеявшись над только-только затеплившимися чувствами.

К 1856 году относится стихотворение Полонского, полное нерадостных дум о вдохновении поэта:

Не сердце разбудить, не праздный ум затмить -
Не это значит дать поэту вдохновенье.
Сказать ли вам, что значит вдохновить?
Уму и сердцу дать такое настроенье,
Чтоб вся душа могла звучать,
Как арфа от прикосновенья...
Сказать ли Вам, что значит вдохновлять? -
Мгновенью жизни дать значенье
И песню музы оправдать.

При жизни поэта это стихотворение не публиковалось. К кому оно обращено - неизвестно, но расстроенные чувства поэта говорят о многом...

Постепенно успокоившись, он все же решил пойти на бал, о котором говорила Маша Базилевская, хотелось еще хоть раз полюбоваться на красоту Терезы, казавшейся ему неземной.

«Вечером, часу в десятом, - рассказывал поэт, - при первых звуках бального оркестра, долетевших до меня через улицу, я надел фрак и зашел сначала к князю Трубецкому, который осмотрел меня, поправил на мне галстук, перенес часовую цепочку с нижней петли на верхнюю, словом, совершенно по-родительски обошелся со мной (как великосветский лев с неопытным львенком)... От Трубецкого я вышел на улицу... Увидев немало экипажей, как подъезжающих, так и отъезжающих, я заключил, что пора и мне.

Погода была сырая, на улице было грязно, и, несмотря на это, перед дачей Базилевских толпился дачный народ».
Поэт поднялся по влажным ступеням и представился хозяйке дома. В зале уже начались танцы. Яков Петрович вглядывался в кружащиеся пары и искал глазами Терезу. Он хотел извиниться перед ней, сказать, что сильное впечатление не всегда приводит к сильному чувству, что от первого впечатления до любви так же далеко, как от Петербурга до Неаполя.

Но вот показалась Тереза. Полонский, смущенный, шагнул к ней, поклонился и пригласил на танец.
- Добрый вечер. Рад вас видеть. Прошу...

Тереза подала руку, он едва дотронулся до нее, как почувствовал, что все, что он хотел сказать девушке, - неправда А правда состояла в том, что поэт испытывал к ней искреннее чувство. Когда они закружились в вальсе, Яков Петрович поймал себя на мысли, что Тереза ему далеко не безразлична...

- Вы словно наполняете меня радостным чувством... - начал было он, но Тереза, как бы не слыша партнера, тихо проговорила:

- В понедельник меня здесь уже не будет, я уезжаю в Тулу. У меня скоро свадьба...

Полонский ушел с бала, лег в постель и ничего не видящими глазами уставился в потолок. «Роман мой окончился, даже не начавшись, - размышлял он. - Будь у меня средства, я увез бы ее далеко-далеко, и не было бы у нее никакой свадьбы...»

Сон не шел. В третьем часу ночи Полонский поднялся, вышел на улицу и снова направился к дому Базилевских. Гости еще не разъехались. «Пили за здоровье Терезы... - вспоминал он. - Я подошел к Терезе и, кажется, сказал ей, что и я пил за ее здоровье.

- Я верю, - сказала она, протягивая мне руку, все будет так, как вы желаете.

... В воскресенье, 29 июля, Тереза была обвенчана. Весь этот день я сидел за моим мольбертом и мазал масляными красками».

Чувства Якова Петровича были в таком подавленном состоянии, что писать стихи он долго не мог.