В Баден-Бадене произошла встреча Полонского с Львом Николаевичем Толстым (в Петербурге они виделись только мельком). Толстой к тому времени возвратился с Крымской войны, где участвовал в обороне Севастополя и был награжден орденом Св. Анны с надписью «За храбрость», медалями «За защиту Севастополя» и «В память войны 1853-56 гг.». Льва Николаевича неоднократно представляли к Георгиевскому кресту, но у высшего начальства начинающий писатель находился на плохом счету, и «Георгия» ему не дали.

Толстому нужно было развеяться, отвлечься от нерадостных мыслей, и он отправился путешествовать по Европе - благо, денег на длительную поездку хватало.

Набирающий силу писатель в своем путешествии не миновал и Баден-Баден. Пробыл он здесь недолго, но и несколько дней, проведенных в его обществе, надолго оставили след в душе Полонского. «Здесь Л.Н. Толстой - проездом, - сообщал он М.Ф.

Я.П. Полонский. 1860-е гг.

Л.Н. Толстой

Штакеншнейдер в письме от 27 июля 1857 года. - Он, вероятно, уедет нынче же к Тургеневу на Рейн... Мы с ним, т.е. Толстым, сошлись, как родные братья... Вчера, при лунном свете, мы блуждали с ним в развалинах и много говорили».
Толстой, в свою очередь, оставил такую запись в дневнике: «Полонский добр, мил, но я и не думал о нем, все бегал в рулетку. Проиграл немного». Но это было только началом. Страсть Толстого к играм была известна. Лев Николаевич поддался азарту и на другой же день пробыл в игорном доме с десяти часов утра до десяти вечера. «Я не мог оторвать его от рулетки, - переживал Полонский, описывая Марии Федоровне Штакеншнейдер баденские развлечения графа Толстого, - я боялся, что он все проиграет, ибо разменял последние деньги, - но, слава Богу, к вечеру отыгрался и сидел у меня до 2 часов пополуночи».

На следующий день Толстой проигрался в пух и прах и отправил письмо Тургеневу, который в ту пору тоже был в Германии, с просьбой срочно выслать пятьсот франков. В своем дневнике Толстой записал: «У Полонского нет денег». (Лев Николаевич как будто не знал, что денег у поэта-бессребреника не было никогда.) И все же Яков Петрович, добрейшей души человек, выпросил у Кублицкого двести франков для Толстого. Таким, в сущности, Полонский был всегда: за себя просить стеснялся, другим отдавал едва ли не последнее...

Толстой никак не мог унять страсть к рулетке. Он и на этот раз не удержался - все полученные деньги проиграл. Удержать его от игры Полонский не мог, а Толстой никак не мог смириться с проигрышем ипереживал из-за отсутствия денег. «Не играл, потому что не на что, -признавался он в дневнике. - Дурно, гадко, и вот уже скоро неделя такой жизни».

28 июля Полонский писал: «Восхитительный вечер провел я в этот день... Все наше общество собралось в деревню верст в 18 от Бадена... покатили по великолепной дороге между гор и лесов... Я было по приезде сел рисовать, но шум, хохот и крики остальной компании решительно не дали возможности усидеть на одном месте.

Пили чай на террасе таверны. В Баден-Баден воротились мы в 2 часа ночи... Ночь была чудная, было 18 градусов тепла».

А вот дневниковые записи Толстого: «30 июля. Леченье будто, праздная жизнь. Вечер с барышнями опять в Obersteinschloss. Неловко. Дрянь народ. А больше всего сам дрянь.

31 июля. Утро то же. Приехал Тургенев. Нам славно с ним. Вечер у Смирновой, смешно и гадко. Лег поздно, нездоровится».

Тургенев, поспешивший на зов Толстого, застал графа без денег и в расстроенных чувствах. «Он сидел в Бадене, как в омуте... - сообщал Тургенев своему другу Василию Петровичу Боткину, литератору и критику «эстетического направления», автору статей о русской и западной литературе, философии и музыке. - Решился немедленно ехать в Россию (его же и зовут туда). Я одобрил его намерение, и так как у меня собственных денег не было - то я обратился к Смирнову (мужу Александры Осиповны, которая, между нами сказать, стерео) - и он дал нужные деньги».

Как явствует из сввдетельств писателей, не только Полонскому претило великосветское чванство Смирновой-Россет, которое у него уже, как говорится, в зубах навязло. Тургенев видел в бывшем предмете обожания Пушкина «стерво», молодому графу Толстому было в ее обществе «смешно и гадко».

Толстой записал в дневнике 1 августа: «Такой же пошлый день, взял у Тургенева деньги и проиграл. Давно так ничто не грызло меня».

На этом общение Полонского с собратьями по перу в Баден-Бадене и закончилось. Тургенев уехал, Толстой - тоже, и Якову Петровичу ничего не оставалось, как продолжать давать уроки и выслушивать бесконечные нравоучения Смирновой-Россет, что постоянно угнетало поэта. Полонский чувствовал, что в его отношениях с Александрой Осиповной наметился разрыв, и перед его мысленным взором вновь маячила темной пропастью неизвестность. «В судьбе моей опять перелом, - делился он сокровенным с Марией Федоровной Штакеншнейдер. - Я уже почти не у Смирновых и наготове улететь, куда сам не знаю...»