Новый, 1858, год Яков Петрович встретил в Риме и праздновал его дважды - по новому стилю и по старому, как в России.
В начале января Полонский узнал, что в Рим прибыл граф Григорий Александрович Кушелев-Безбородко с женой Любовью Ивановной, ближайшими родственниками и многочисленной свитой. Русский богач снял дорогие апартаменты в гостинице «Минерва» и стал жить на широкую ногу, ни в чем не отказывая себе и близким.
Сергей Тхоржевский так описывал прибытие графа в Рим и предшествующие этому события: «Они путешествовали всей семьей и в сопровождении свиты: сын графини от первого брака - тихий шестилетний мальчик, старший брат и младшая сестра графини, две ее компаньонки, пожилая и молодая, домашний доктор, горничная, два лакея. И еще один деловой француз, как бы директор путешествия, - на его обязанности лежало избавлять графа от всех дорожных хлопот. Итого двенадцать человек. Да еще любимая болонка графини.
Супруги Кушелевы были молоды: ему двадцать пять, она - года на два старше. Он - высокий, холеный, болезненный, с вялой походкой и вялыми движениями рук. Она - красавица с волной каштановых волос и решительными зелеными глазами.
Они совсем недавно стали мужем и женой, их теперешняя поездка за границу была свадебным путешествием.
Свадьба их была великосветским скандалом.
Любовь Ивановна замуж уже выходила в третий раз. Первый муж ее, гвардейский офицер, умер, второго она оставила и приехала с сыном из Киева в Петербург. Здесь она сошлась с братом Григория Кушелева, Николаем. Затем ее увидел Григорий Кушелев, с первого взгляда влюбился и уговорил брата уступить ему эту женщину. «Он привязался к ней страстно, - рассказывает одна мемуаристка, - ее присутствие сделалось ему необходимым и, окружив ее сначала царской роскошью в нанятой и обставленной для нее квартире, он в скором времени перевез ее в свой дом или, точнее, в свой дворец на Гагаринской набережной». Он уговорил ее мужа дать согласие на развод и дал ему шестьдесят тысяч рублей отступного.
Отца и матери у братьев Кушелевых уже давно не было в живых, но вмешались родные сестры, считавшие недопустимой женитьбу Григория на такой женщине. Сестры обратились к царю Николаю Второму с письмом -просили не разрешать этого брака, позорящего род графов Кушелевых-Безбородко и невозможного для человека, принятого при дворе (Григорий был камер-юнкером).Тогда Любовь Ивановна решила сама просить аудиенции у царя. Ему передали, что эта дама считает себя вправе просить высочайшей аудиенции, так как лет десять назад она оказалась избранницей ныне покойного императора Николая Павловича, лишившего ее девичества. Своеобразная мотивировка показалась Александру Второму заслуживающей уважения, и он принял смелую даму в своем кабинете.
После разговора с ней царь дал свое личное согласие на брак ее с графом Ку шелевым-Безбородко».
Григорий Александрович слыл в российской столице меценатом, любил шахматы и основал шахматный клуб, тяготел к издательскому делу, сам занимался сочинительством. В 1857 году в Петербурге под псевдонимом Грицко Григоренко была опубликована его книга «Очерки и рассказы», позднее вышел еще один сборник рассказов, очерков и путевых заметок графа-мецената.
Кушелев-Безбородко любил шумные застолья и при случае не забывал напомнить гостям:
- А знаете ли вы, милостивые господа, что мой дворянский род ведет свою родословную с пятнадцатого столетия? Полагаю, не каждый может похвастаться такой древностью своих предков. К тому же в моих жилах течет не вино, а кровь двух знатных российских родов. Ну, каково?..
В действительности так оно и было. Родоначальником рода считался Василий Васильевич Кушелев, пожалованный поместьем при княжении Ивана III, именовавшего себя Государем Всея Руси.
В 1816 году отец Григория Александровича, Александр Григорьевич, получил соизволение присоединить к фамилии Кушелев фамилию своего деда по материнской линии графа Безбородко. Так появилась новая, двойная, дворянская фамилия.
Граф Г.А. Кушелев-Безбородко наследников не имел, знал, что с его смертью знатный род прервется, потому и сорил накопленными предками богатствами направо и налево...
Полонский в Риме застал Кушелева-Безбородко в гостинице «Минерва», Представился графу и графине и сказал о цели своего посещения.
- А-а, так вы и есть Полонский? - вскинул граф редкие брови. - Как же, наслышан, читал ваши стихи. Как, бишь, вас?
Гость склонил голову:
- Яков Петрович.
- Ну да, Яков Петрович, мне говорил о вас Майков. Что ж, будем знакомы! - и протянул безвольную ладонь.
Стоявшая рядом Любовь Ивановна окатила поэта влажным взглядом глаз цвета морской волны - словно и впрямь окунула в море. Горделиво вскинула свою красиво посаженную голову и протянула для поцелуя белую, ухоженную руку. На припухлых губах ее мелькнула снисходительная улыбка:
- Надеюсь, мы станем добрыми друзьями...
Смущенный Полонский склонился к благоухающей руке графини и запечатлел на ней поцелуй, при этом поймав себя на мысли, что от этой руки не хочется отрываться...
Граф в разговоре с Полонским вел себя высокомерно-покровительственно, и его тон не понравился поэту. Он словно предчувствовал, что при таком издателе ничего стоящего из журнала не выйдет. Об издательском деле Кушелев-Безбородко имел довольно смутные представления, очевидно, считая это дело временной забавой богатого человека, приносящей ему известность. Основное направление журнала граф определить не мог, круг сотрудников и авторов журнала - профессиональных писателей - был неясен. Перед отъездом за границу граф нашел в Петербурге некую темную личность - никому не известного Егора Моллера, именовавшего себя литератором, и поручил ему собирать материалы для журнала. Что мог натащить в редакционный портфель этот жалкий «прилипала» - можно было только догадываться...
Полонский был далеко не в восторге от предложения графа, он понимал, что в издательском деле надо иметь костяк известных писателей, которые сделают журнал читаемым широкой публикой, и надежных сотрудников-единомышленников, на которых всегда можно было опереться. А этого-то, судя по разговорам графа, и не предвиделось.
В Риме при виде величественных зданий, от которых, казалось, так и веяло древностью, Якова Петровича снова потянулся к палитре и кистям. Он снова начал подумывать, не сделать ли живопись основным своим занятием. Но деньги кончались, а в Вечном городе надо было как-то жить да и брать уроки у художников... Делать нечего - и Полонский согласился быть помощником Кушелева-Безбородко в издании журнала «Русское слово». Граф назначил поэту жалованье в две с половиной тысячи рублей в год, и Полонскому, вечному бессребренику, это давало хоть какую-то надежду на безбедное существование, и он занялся журнальными хлопотами.
Раздумывая о составе будущих сотрудников журнала, Полонский решил в первую очередь пригласить к сотрудничеству Михайлова, а поскольку тот отвечать на письма не любил, Яков Петрович обратился к Людмиле Петровне Шелгуновой, зная, какое влияние она имеет на Михайлова. В письме из Рима он просил ее «уговорить Михайлова душой, пером, головой и сердцем быть моим помощником в деле издания кушелевского журнала -мысль об этом издании заранее меня сокрушает».
Шелгунова ответила Полонскому не одна - вместе с Михайловым. Они советовали Якову Петровичу не отказываться от издательской работы и обещали содействовать в журнальном деле. «Благодарю за совет принять предложение Кушелева, я принял его только потому, что нельзя было не принять, - признавался Яков Петрович в ответном письме, адресованном опять же Шелгуновой, - у меня оставалось в кармане несколько франков, и за последним из них зияла черная бездна...
Вид Рима. С картины М. Воробьёва
Я надеюсь быть в России в начале июня месяца и немедленно хлопотать о собирании статей. И в этом случае попросите Михайлова помочь мне - главное, не найдет ли он нам хорошего и с бойким пером критика. Рекомендуют нам Григорьева Аполлона, но Григорьев, как критик, по моему мнению, бочка меду и ложка дегтя, - черт его знает, какие у него иногда нелепые страницы выходят, - да и то на непогрешимость его эстетического чутья я, грешный человек, не очень полагаюсь...»
От Кушелева Полонский узнал, что Аполлона Григорьева в сотрудники журнала рекомендовал Аполлон Майков. В это время Григорьев жил во Флоренции, куда приехал гувернером вместе с семьей князей Трубецких, и Полонский надеялся повидаться со старым университетским товарищем.
В Риме этой зимой жил Тургенев, куда он приехал в начале октября вместе со своим давним знакомым Василием Петровичем Боткиным. Приятели вместе путешествовали по Европе. В августе 1857 года в Париж приехал Фет и женился на сестре Боткина, Марии Петровне. Тургенев был на свадьбе шафером поэта...
В Вечном городе Тургенев встретился с Полонским. В хлопотах о журнале и в раздумьях о своем туманном будущем Яков Петрович осунулся, под глазами появились тени - следствие бессонных ночей. Полонский рассказал другу о планах графа Кушелева издавать «Русское слово», о своем предполагаемом редакторстве и предложил другу-писателю сотрудничать с будущим журналом.
Иван Сергеевич знал себе цену, знал он и Кушелева-Безбородко. Великий романист считал графа пустым, никчемным, да к тому же и глупым человеком и потому сотрудничать в «Русском слове» отказался.
Тогда Полонский предложил Кушелеву приобрести недавно законченный роман Гончарова «Обломов». Граф выразил готовность купить роман выдающегося писателя, но круговерть веселых карнавалов и балов увлекла его далеко от дум о журнале... Впоследствии Некрасов не без злорадства писал: «Кушелев хотел купить роман Гончарова, но скромный наш капиталист Краевский внес наличные деньги, и роман остался за ним».
Полонский переехал в гостиницу «Минерва» и поселился по соседству со своим «благодетелем» Кушелевым. Наблюдая за характером графа, он все более убеждался в справедливости тургеневской оценки этого богатея-вертопраха. «Граф Кушелев по временам мне кажется так глуп, что я внутренне прихожу в отчаяние, - делился он своими чувствами в письме к М.Ф. Штакеншнейдер. - О русской литературе он знает не больше гимназиста 4 класса. Множество имен громких и в иностранной литературе для него неизвестны, а между тем говорит, что Русское слово произведет переворот в литературе и, что хуже всего, страшно в этом уверен. Это по секрету».
В стихотворении «Холодеющая ночь», посвященном М.Ф. Штакеншнейдер, Полонский изливал чувство одиночества и уносился фантазией к ночным небесам:
Там, под лаврами, на юге –
Странник бедный - только ночь
Мог я взять себе в подруги,
Юга царственную дочь.
И ко мне она сходила
В светлом пурпуре зари,
На пути, в пространствах неба,
Зажигая алтари.
Кто послужил для поэта прообразом возлюбленной ночи - неизвестно. Но в ту пору он общался с единственной красавицей - Любовью Ивановной Кушелевой-Безбородко...
В апартаментах Кушелева ежевечерне собирались знакомые и веселились до утра. «Жизнь самая нелепая в Риме, - сетовал Полонский в письме Майкову, - каждый день гости до 4 часов ночи». Душой вечеров была сама графиня. Любовь Ивановна не знала усталости ни в танцах, ни в играх, ни в иных забавах. Полонский не раз ловил загадочный блеск ее зеленых глаз и размышлял: «Вот она и есть самая настоящая Минерва, богиня, покровительница искусств и ремесел. Как она красива и обаятельна! Наверняка и гостиницу с названием «Минерва» выбрала именно она. Да и в делах журнала Любовь Ивановна, похоже, будет играть ведущую роль...»
Сотрудничать в «Русском слове», очевидно, намеревался и брат графини, Николай Иванович Кроль, «тщедушный, с козлиной бородкой и хриплым голосом. Человек это был неглупый, образованный, к тому же стихотворец (правда, посредственный), заинтересованный в будущем журнале».
Ночи напролет Кушелевы-Безбородко веселились вместе с гостями, а днем, закутавшись в пледы, дремали в креслах у жарко натопленного камина. Зима выдалась в тот год непривычно для римлян холодной, замерзали даже фонтаны в городе...