В Париже у Полонского ни с того ни с сего разболелись зубы. Он обратился к известному дантисту, и тот сказал, что на лечение зубов понадобится примерно месяц времени и, естественно, солидная сумма денег. По поводу денег Яков Петрович не беспокоился: граф-меценат нужную сумму выделит, а вот оставаться одному в чужом городе после того, как Кушелевы уедут в Россию, не очень-то хотелось. И Яков Петрович захандрил...
Шелгунов впоследствии вспоминал: «В зиму 1858/59 годов жил в Париже Я.П. Полонский (поэт), был и граф Кушелев, издатель «Русского слова». Граф Кушелев задумал издание журнала, вероятно, потому, что имел литературные наклонности и пописывал. Иметь свой журнал, чтобы печатать свои произведения, конечно, удобно. Как беллетрист, граф Кушелев, вероятно, думал, что и редактор журнала должен быть, по меньшей мере, беллетрист, а еще лучше - поэт. Может быть, Кушелев думал иначе, но во всяком случае он пригласил в редакторы Я.П. Полонского».
В многолюдном и шумном Париже Полонский чувствовал себя одиноким. Знакомых не было, русским словом перемолвиться не с кем. К счастью, в Париж приехал Тургенев. Крупную, красиво посаженную голову друга, уже сплошь подернутую благородной сединой, Полонский издали заметил в партере театра перед началом спектакля, душевно обрадовался и позже запечатлел в стихах ту памятную встречу:
И ты в толпе - уж за рядами
Кудрей и лысин мне видна
Твоя густая седина;
Ты искоса повел глазами -
Быть узнанным тщеславный страх
Читаю я в твоих глазах...
От русских барынь, от туристов,
От доморощенных артистов
Еще хранит тебя судьба...
Но - чу! гремят рукоплесканья,
Ты дрогнул жадное вниманье
Приподнимает складки лба
(Как будто что тебя толкнуло!);
Ты тяжело привстал со стула,
В перчатке сжатою рукой
Прижал к глазам лорнет двойной
И - побледнел:
Она выходит...
Уже вдали, как эхо, бродит
Последних плесков гул, и - вот
Хор по струнам смычками водит –
Она вошла - она поет.
В действительности все так и было: на сцене появилась величественная Полина Виардо, и зал замер в ожидании чарующих звуков ее голоса.
О знаменитой певице Полонский знал из письма Михаила Кублицкого, который видел Полину Виардо на сцене в Петербурге и поделился с другом своими яркими впечатлениями: «Виардо Гарсиа это чудо. Что за глаза!.. Она высокая, стройная брюнетка. У нее большой рот, но это ее не портит».
Теперь Полонский воочию мог удостовериться, насколько хороша была французская певица, и понял, за что ее обожал Тургенев...
Великий романист с юности верил в судьбу и роковое стечение обстоятельств, способных повлиять на всю дальнейшую жизнь. 1843 год оказался для Тургенева именно таким, изменившим многое в его судьбе: в этом году началось его признание на литературном поприще, в этом году он познакомился с Белинским, и в этом же году писатель встретился с Полиной Виардо-Гарсиа, «центральным светилом» его жизни.
Двадцатидвухлетняя певица приехала осенью в Петербург в составе Итальянской оперы. О ней мало что было известно. Поговаривали, что по рождению она испанка, дочь и ученица знаменитого тенора Гарсиа, выходца из цыганского квартала Севильи. Свое имя испанка получила по крестной матери, княжне Прасковье Андреевне Голицыной.
В Петербурге выхода молодой певицы на сцену ждали с любопытством, присущим столичной публике, не белее того. В первом акте «Севильского цирюльника» на сцене появилась Полина Виардо. Ожидавшие увидеть необыкновенную красавицу петербургские щеголи переглянулись: безупречной красавицей назвать артистку было трудно. Но когда она запела... Его чистый, бархатистый голос буквально заворожил весь зал. Словно электрическая искра пробежала по рядам. Зрители замерли в блаженном оцепенении, а потом раздались восхищенные крики «браво!». Казалось, весь театральный Петербург лежал у ног Виардо.
Тургенев, побывавший на концерте певицы, ходил сам не свой, вся его душа горела, все мысли сосредоточились на одном - познакомиться с чудесной певицей. Наконец, 28 октября 1843 года, в доме преподавателя литературы Второго кадетского корпуса А.А. Комарова Тургенев познакомился с мужем певицы - сорокатрехлетним Луи Виардо. Оба оказались страстными охотниками, и у них нашлись общие интересы.
К.С. Тургенев
Полина Виардо
А утром 1 ноября в доме на Невском, против Александрийского театра, свершилось событие, которое Тургенев назвал «священным днем» своей жизни, - начинающий писатель познакомился с Полиной Виардо. Позже певица вспоминала: «Мне его представили со словами: "Это - молодой русский помещик, славный охотник и плохой поэт "».
Тургенев восторгался Полиной и с тех пор не мыслил своей жизни без нее. Иван Сергеевич дорожил даже мельчайшими знаками внимания, которые оказывала ему Полина Виардо, и был безумно счастлив, когда такое случалось, и готов был говорить о своей любви бесконечно.
Однажды Белинский не выдержал и в сердцах заметил Тургеневу:
— Ну можно ли верить в такую трескучую любовь?
... Полонский шел по парижским улицам в гости к Тургеневу, размышляя о странных взаимоотношениях Ивана Сергеевича с семьей Виардо.
Яков Петрович застал Тургенева в гостинице больным. Он лежал в постели, а рядом сидела та самая царственная певица, которая показалась сейчас Полонскому домашней сиделкой барина.
- Полина, знакомься, - это мой друг из России Яков Петрович Полонский, замечательный поэт и невероятно отзывчивой души человек.
Смущенный Полонский поклонился и шагнул к Виардо.
- А это Полина Виардо, великая певица, - продолжал Тургенев. -Впрочем, ты и так все знаешь...
Полонский поцеловал протянутую ему холеную руку Виардо и сел на предложенный стул.
Тургеневу нездоровилось, и гости предпочли долго его не беспокоить. Виардо ушла первая, а Полонский еще немного посидел у постели друга. Впоследствии он вспоминал: «Тургенев, по уходе Виардо, которая с нами сидела у его постели и была в высшей степени мила и любезна, притянул меня к себе за руку и прошептал мне на ухо, как бы боясь звука собственных слов: «Ничему не верь, что она говорит, - ведь это леди Макбет!» Это меня страшно поразило, но больной, как бы недовольный тем, что вдруг сорвалось с его языка, резко переменил разговор и стал давать мне разные маленькие поручения на завтра...»
Встреча с Полиной Виардо и слова Тургенева о ней долго не выпадали из памяти Полонского, и лишь впоследствии он осознал их истинный смысл и суровую правоту друга.
... В своих воспоминаниях Полонский писал о своей заграничной встрече с писателем и музыкальным критиком Владимиром Федоровичем Одоевским, автором повестей «Бригадир», «Княжна Мими», «Импровизатор», рассказов и сказок, последним представителем древнего княжеского рода.
В 1859 году Одоевский, как депутат Императорской публичной библиотеке, участвовал в праздновании 100-летия со дня рождения Фридриха Шиллера в Веймаре. Очевидно, в то время и произошла встреча Одоевского с Полонским.
«Я, пишущий эти строки, в 1858 году, незадолго до его кончины, встретился с князем за границею - в Веймаре, - вспоминал Полонский. - Он тотчас же догадался, что я болен, стал навещать меня в гостинице и по-своему, гомеопатией, безуспешно лечить меня. Кажется, достаточно было один день провести с этим человеком, чтоб навсегда полюбить его. Но свет глумился над его рассеянностью, - не понимая, что такая рассеянность есть сосредоточенность на какой-нибудь новой мысли, на какой-нибудь задаче или гипотезе.
Посреди своего обширного кабинета, заставленного и заваленного книгами, рукописями, нотами и запыленными инструментами, князь Одоевский, в своем халате и не всегда гладко причесанный, многим казался или чудаком, или чем-то вроде русского Фауста. Для великосветских денди и барынь были смешны и его разговоры, и его ученость. Даже иные журналисты и те над ним иногда заочно тешились».
Когда именно произошло знакомство писателей и как попал Полонский в немецкий Веймар, бывший в описываемое время главным городом Великого герцогства Саксен-Веймар-Эйзенах, - из воспоминаний неясно, да и писались они в 1883 году - много времени спустя после той памятной встречи писателей. Одоевский скончался в 1869 году, а Полонский писал, что встретился с ним «незадолго до его кончины». В таком случае, встреча произошла не в 1858 году, а значительно позже... Да и о какой своей болезни говорит Полонский? Может, он поехал в Веймар лечить зубы? Во всяком случае, воспоминания поэта оставляют некоторые неясности, хотя заподозрить Полонского в искажении событий никак нельзя...