В журнале «Русское слово» начали печататься «Воспоминания о поездке за границу» графа Кушелева. Издатель мнил себя способным литератором, но свои публикации подписывал литерами «К.Б.» Когда «Отечественные записки» опубликовали роман Гончарова «Обломов», Кушелев-Безбородко, ранее сам намеревавшийся купить это произведение для своего журнала, поместил в «Русском слове» ругательную статью собственного сочинения, в которой назвал роман недостойным пера его автора. Разумеется, статья была подписана псевдонимом. Такая «нечистоплотная игра» Кушелева-Безбородко претила честной натуре Полонского, но что он мог поделать в сложившейся ситуации?
Обрадовало то, что из Сибири Ф.М. Достоевский прислал в «Русское слово» рукопись повести «Дядюшкин сон» - ее сразу сдали в набор в третий номер журнала.
Однако журнально-издательские дела шли из рук вон плохо. Тургенев, вернувшийся в Петербург летом прошлого года, в январе сообщил Фету об обстановке в редакции «Русского слова»: «Григорьев пьет без просыпу, а Полонский смотрит полевым цветком, неделю тому назад подрезанным сохою».
Не менее недоброжелательно о журнале отозвался И.С. Тургенев и в февральском письме Л.Н. Толстому: «У Кушелева происходит какая-то трескучая и унылая чепуха; Полонский сидит на одной ветке с женою и поет себе в зоб, как снегирь».
Яков Петрович пытался сделать журнал, нужный читательской публике. «У него сотни статей, присланных из провинции, как и во всякой другой редакции, - свидетельствовал Николай Щербина, - и много, много нужно времени и лиц... чтобы прочитать эту массу».
Полонский с головой погрузился в работу, но с графом Кушелевым, человеком мало сведущим в литературе и, как все богатые люди, человеком капризным, непостоянным и не терпящим возражений, отношения у него не складывались.
Штат редакции журнала состоял всего из трех сотрудников. Полонскому издатель платил двести рублей в месяц, Григорьеву - полтораста, Моллеру - семьдесят пять. При этом Кушелев предоставил сотрудникам право действовать независимо друг от друга, по своему усмотрению.
В журнале из номера в номер публиковалась бесцветная «Петербургская хроника», которую вел Моллер.
В одном и том же номере журнала могли появиться рядом статьи славянофила Григорьева и западников Благосветлова и Кавелина или демократов Михайлова и Шелгунова.
Как тут не вспомнить о знаменитой басне И.А. Крылова «Лебедь, Щука и Рак»! Известное дело: «Когда в товарищах согласья нет, на лад их дело не пойдет...»
«Без редактора независимого и самостоятельного журнал идти не может», - заявил Полонский Кушелеву, но тот воспринял это как обиду и высказал недовольство всеми сотрудниками журнала.
Яков Петрович, по своей скромности, не настаивал на своем главенстве в журнале, чем и воспользовался напористый Аполлон Григорьев. Как писала в своем дневнике Е.А. Штакеншнейдер, «Григорьев уже караулил добычу и захватил в свои лапы и Кушелева, и его журнал, и Полонского... но Полонский отступился. Затем явился Хмельницкий и в свою очередь завладел Кушелевым и журналом». Можно предположить, что самолюбивый Григорьев интриговал против друга студенческих лет Полонского, но невесть откуда взявшийся Хмельницкий спутал все его планы.
А.А. Григорьев
Г.Е. Благосветлов
Еще весной 1859 года Григорьев решил создать в редакции «Русского слова» некий противовес Полонскому и уговорил графа Кушелева-Безбородко взять на должность заведующего редакцией своего бывшего однокурсника А.И. Хмельницкого. Самолюбивый Григорьев интриговал против Полонского и надеялся с помощью Хмельницкого оттеснить его на второй план. Но Аполлоша просчитался: Хмельницкий оказался прохвостом и авантюристом, возжелавшим обогатиться за счет беспечного графа, долгие месяцы путешествующего за границей. Сколько журнальных денег прилипло к его алчным рукам - одному Богу ведомо...
Неприглядный портрет Хмельницкого рисует в своих воспоминаниях Н.В. Шелгунов: «Не знаю о причинах, по которым Я.П. Полонский оставил редакторство «Русского слова», но уже с осени 1859 г. начал рыскать по Петербургу, набирать сотрудников и выпрашивать статьи новый уполномоченный графа Кушелева г. Хмельницкий. Г. Хмельницкий был пожилой человек лет пятидесяти, небольшого роста, худощавый, желчный и грубый, с резкими и быстрыми манерами, с вечно оттопыренным карманом сюртука, в котором у него лежал толстый бумажник, и всегда куда-то спешивший. Впрочем, с сотрудниками, которыми Хмельницкий дорожил, он был не только мягок, но даже искателен и вкрадчив. Откуда пришел в журналистику г. Хмельницкий — никто не знал -говорили, что он сам явился к графу Кушелеву и сам предложил себя в управляющие «Русском словом». Хмельницкий именно управлял «Русским словом», как он бы управлял домом, заботясь только о хороших жильцах. Он гонялся за именами, и известность была для него все, чего он требовал от писателя. Считая пятиэтажный дом лучше трехэтажного, Хмельницкий старался превратить «Русское слово» в пятиэтажный журнал и доводил книжки до пятидесяти листов. Не знаю, что это стоило Кушелеву, но думаю, и для его состояния (Кушелев имел 500 тысяч в год дохода) управление Хмельницкого было не из дешевых».
Журнал «Русское слово»
Кушелев дал Хмельницкому самые широкие полномочия, и тот составлял журнал по своему усмотрению, бесцеремонно правил рукописи авторов, в том числе и статьи Аполлона Григорьева. Горячий по натуре, Григорьев возмутился и отказался от сотрудничества в журнале. Впоследствии он писал: «В июле 1859 г. я не позволил Хмельницкому вымарать в моих статьях дорогие мне имена Хомякова, Киреевского, Аксакова, Погодина, Шевырева. Я был уволен от критики».
Хмельницкий оказался ловким дельцом, но никчемным издателем.
Узнав, что журнальное дело перекочевало в руки никому не ведомого Хмельницкого, Полонский отправил Кушелеву раздраженно-гневное письмо, обращаясь к графу на «ты» (пусть самолюбивый граф вспомнит давний брудершафт!): «Если ты недоволен мною как соредактором - то знай, что едва ли кто-либо так горячо принимал к сердцу все, что касается до «Русского слова»... Вспомни, что два отдела, критика и фельетон, два единственных отдела, в которых журнал должен непосредственно относиться к публике, - совершенно от меня не зависели, и что, стало быть, за главное в нашем журнале я не могу отвечать ни перед тобой, ни перед публикой.
На совет ты меня никогда не звал - и многое узнавал я после. Когда спрашивали меня - правда ли, что Хмельницкий поехал по распоряжению графа собирать статьи для журнала? - я отвечал: не знаю, граф главный редактор, а не я». Прекрасно понимая, что после такого резкого письма ему не поздоровится, Полонский спрашивал Кушелева напрямик: «...Должен ли я искать другого места или хлопотать о том, чтобы примкнуть к другой редакции, - или оставаться при «Русском слове», с уверенностью, что ни жена, ни ребенок мой не умрут с голоду». (Елена Полонская находилась на последнем месяце беременности, и Полонский вот-вот должен был стать отцом.)
Кушелев не ожидал такого поворота дела, такого возмущения со стороны всегда скромного и безобидного Полонского. Граф был разгневан, он вдруг вообразил себе, что может сам руководить журналом в единственном лице, и написал Полонскому резкую записку: «Вовсе не желаю играть роль купца-издателя... умею быть и главным редактором». По сути дела, это означало отстранение Полонского от руководящей роли в журнале. Тут уж оставалось только развести руками и пустить журнальное дело на самотек, вернее - на «кушелевотёк».