В 1859 году в Петербурге по инициативе Александра Васильевича Дружинина, известного мыслителя, критика, писателя и переводчика, автора популярной повести «Полинька Сакс», было создано «Общество для пособия нуждающимся литераторам», называемое в писательской среде Литературным фондом.

Дружинин не был равнодушен к общественным нуждам, тем более - к нуждам народных слоев, но путь цивилизации и прогресса ему виделся по-своему. Что касается литературы и искусства, то Александр Васильевич был убежден, что поэзия любых времен и народов «не могла служить одним отголоском несчастий политических и общественных», что поэзия «есть плод свободного вдохновения и усилий людей, созданных для искусства и дышащих для него одного».

Видя бедственное положение многих литераторов, Дружинин и решил организовать Литературный фонд как средство помощи бедствующим писателям. Среди организаторов фонда были И.С. Тургенев, П.В. Анненков, Л.Н. Толстой, Е.П. Ковалевский, Н.Г Чернышевский и другие видные литераторы.

10 января 1860 года в Петербурге, в зале Пассажа, состоялся первый публичный вечер в пользу Литературного фонда. Хотя дело это было новое, столичная публика пришла на вечер в большом количестве - хотелось и на известных писателей посмотреть, да и показать свою благотворительность в глазах общества. Яков Петрович Полонский в этот день впервые выехал из дому после болезни, чтобы принять участие в литературном вечере. Он подготовил к этому событию стихотворения «Зима» и «Наяды» появился на вечере, хотя у него болела нога, а сильнее того болело сердце: нежданно-негаданно занемог шестимесячный сын Андрюшенька, и Полонский стал походить на тень, высокую и нескладную. Елена Васильевна тоже не находила себе места, осунулась, глаза ее ввалились, а со щек сошел здоровый румянец. Полонский сначала не хотел идти на вечер, но жена уговорила (и откуда столько ласковых русских слов набралась?):

- Ступай, Яшенька, ступай... С Андрюшей я сама управлюсь. А тебе надо перед коллегами-писателями показаться. А то и так уж говорят, что ты совсем плох и шагу из квартиры ступить не можешь...
Литературный вечер собрал весь читающий Петербург. «На первых чтениях участвовали все корифеи тогдашней литературы: Тургенев, Гончаров, Писемский, Достоевский, Островский, Некрасов, Шевченко, Майков, Полонский, - вспоминал Л.Ф. Пантелеев, один из посетителей салона Штакеншнейдеров. - Эти чтения были интересны для публики не только тем, что она могла видеть своих любимцев, но и потому, что большая часть тогдашних литераторов были отличные чтецы».

По воспоминаниям современников, Полонский не считался замечательным исполнителем своих произведений: свои стихи он читал глубоким, трубным голосом, мало жестикулировал, лишь иногда вскидывая вверх руку. И все же его выступления публика воспринимала с большим интересом и теплотой. «Его «Нищий» привел ее (публику. - А.П.) в восторг, и она заставила его повторить», - писала Е.А. Штакеншнейдер. Действительно, публика с удовольствием слушала стихотворение, в заключительной строфе которого поэт сравнивал себя с нищим, который, собрав подаяние, раздает его «больным, калекам и слепцам» и выражал свое творческое кредо:

В наш век таков иной поэт.
Утратив веру юных лет,
Как нищий старец изнурен,
Духовной пищи просит он. –
И все, что жизнь ему ни шлет,
Он с благодарностью берет –
И душу делит пополам
С такими ж нищими, как сам...

Андрюша на смертном одре. Рисунок Я.П. Полонского. 14 января 1860 г.

«Зала была полна, - записала в дневнике Елена Андреевна Штакеншнейдер, присутствовавшая на вечере. - Первым читал Полонский. Бедный, бедный, сынок у него умирает.

И ради этого чтения сегодня в первый раз после болезни вышел Полонский из дома, в первый раз и с сокрушенным сердцем. Его пустили первым, чтобы он мог раньше уехать домой».

Андрюша таял день ото дня. «Только я выздоровел и стал показываться на свет - заболел мой ребенок, - рассказывал Полонский в одном из писем. - Трое суток продолжались беспрерывные родимчики, и он - умер (от зубов) в ужасных страданиях. Жена моя долго была безутешна и много плакала...»

Яков Петрович никак не мог свыкнуться с мыслью, что его маленький сын отошел в вечность. Он сидел возле его смертного одра и все гладил, гладил сухой ладонью остывающую головку сына...

Потом взял карандаш и запечатлел на листе бумаги Андрюшу на смертном одре, с головой на подушке, со скрещенными на груди маленькими, словно игрушечными, ручками. Подписался и поставил дату: «14 января 1860 г.». Таким он и запомнил своего первенца на всю жизнь...