Не желая оставаться в стороне от общественно-политической жизни, Полонский решил «на основании кой-каких рассказов и соображений» написать литературное произведение, посвященное польским событиям (возможно, Яков Петрович вспомнил о польских корнях своего дворянского рода). «...В разгар польского восстания один неоспоримый факт поражал меня, - признавался он много лет спустя в письме к литератору Пыпину, - невольно возникал вопрос: почему это наши офицеры, по крайней мере, самые развитые, шли усмирять мятеж с явной неохотой и нисколько не скрывали симпатий своих к Польше, к полякам и их геройскому самоотвержению, а возвращались разочарованные и по отношению к Польше с нескрываемым озлоблением».

Поэт засел за работу и в течение нескольких недель написал белым стихом «сцены» о восстании. «Местом действия выбрал белорусскую глушь, - пересказывал «сцены» С.С. Тхоржевский, - где поляками были только помещики и ксендзы и где восстание не имело и не могло иметь поддержки в народе. Изобразил помещика Славицкого - это ярый националист, убежденный, что Белоруссия должна войти в состав возрожденной Польши. Русский офицер Танин (по духу - двойник самого Полонского) знакомится с семьей Славицких...

Разворачивается несложный сюжет: любовь Танина к сестре Славицкого, душевный разлад между чувством и долгом, быстрое подавление восстания (но в этой глуши восставать почти некому), непримиримость польских националистов-фанатиков - и высказанная в конце убежденность Танина (то есть самого Полонского):

Зло не побеждают злом;
Два зла, борясь, в борьбе ослабевают,
И вот одно-единственное благо,
Которое мы ждем от их борьбы, -
Меч притупляет меч.

Яков Петрович рассчитывал, что его мысль о «непротивлении зла насилию», о ненужности жестких мер по отношению к восставшим найдут понимание в обществе и обратился за советом к известному историку и писателю Н.И. Костомарову. «Первый, кому я прочитал, был Костомаров, - сообщал Полонский в письме к Пыпину, - и я, к удивлению моему, встретил в нем глубокое сочувствие. Он посоветовал назвать мое произведение Разладом - так я и окрестил его».

Обрадованный Полонский прочел свои «сцены» Тютчеву, и тот сказал, что поэта ожидает успех. Затем автор читал свой «Разлад» Тургеневу, Боткину, Гончарову. Тургенев мягко критиковал сочинение друга, Гончаров сдержанно одобрил, но высказал сомнение в возможности публикации «Разлада», а Боткин сказал, что Полонский въезжает в литературу на белом коне. Писатели посоветовали Якову Петровичу обратиться к министру внутренних дел Валуеву - тому самому, который потребовал запретить журнал «Время». Что оставалось делать Полонскому? Он согласился.

Историю публикации «Разлада» подробно описывает С.С. Тхоржевский: «И вот, с согласия автора, о «Разладе» Гончаров сообщил председателю цензурного комитета, тот - министру. Наконец, Полонский получил записку от Гончарова: «Министр желает выслушать поэму от Вас самих на будущей неделе». И еще одну записку: «...Министр хочет назначить чтение Вашего произведения в понедельник или во вторник на будущей неделе, следовательно, завтра (в пятницу) Вы свободны, почтеннейший Яков Петрович, и по обещанию, вероятно, не откажетесь прочесть сцены у А.Д. Галахова (профессора русской словесности), который Вас просит к 8 вечера с нетерпением...»

Полонский читал свой «Разлад» у Галахова, читал у министра. Министру показалось, что эти «сцены не для сцены» получились у Полонского «во многом весьма удачно». Однако дать личное разрешение печатать «Разлад» он не счел возможным - рукопись должна пройти цензуру обычным путем.

Полонский принес рукопись в редакцию «Современника» Некрасову. Некрасов прочел - и заколебался. Послал рукопись ближайшему своему сотруднику Антоновичу и приложил записку: «Пожалуйста, Максим Алексеевич, прочтите эту вещь поскорее (т.е. завтра, например, к обеду). Что до меня, то я такого мнения, что ее следует взять в «Современник». Она эффектна, об ней говорят и будут говорить, а относительно содержания (обстоятельство, по которому преимущественно я препровождаю ее Вам) тоже, кажется, не представляет препятствия. Этот вопрос предоставляю окончательно решить Вам».

Но Антонович и другие сотрудники редакции решительно воспротивились публикации «Разлада» в «Современнике». Они сочли, что вещь эта так или иначе оправдывает подавление польского восстания. Кроме того, они сочли, что бестактно писать подобным образом о побежденных: лежачего не бьют.

Я.П. Полонский

М.Н. Катков

Некрасов не хотел отказывать Полонскому напрямик и послал ему такое дипломатическое письмо: «Я свел счеты по «Современнику» и пришел к неутешительным результатам: подписка уже кончилась, а денег у нас очень мало.

Заплатить Вам дешево не могу, да и Вы не возьмете; дать много не из чего. Поэтому пристройте Вашу вещь в другой журнал. Если же вздумаете напечатать отдельно, то предсказываю большой сбор, и между тем на издание могу Вам дать лично, из своего кармана, что понадобится. Пьесу посылаю.
Весь Ваш Н. Некрасов».

Что оставалось делать Полонскому?

«Разладом» заинтересовался редактор «Русского вестника» Катков: ему эту вещь рекомендовал в письме Галахов.

«Я еду в Москву, - рассказывал Полонский в письме к Пыпину. -Михаил Никифорович Катков собирает своих знакомых, зажигает лампы и просит меня приступить к чтению. Чем больше я читаю, тем больше он морщится. На другой день утром он возвращает мне мою рукопись. Узнаю, что Катков в негодовании. Сцены мои найдены лишенными всякого русского патриотизма...» С подобной оценкой Полонский, разумеется, не мог согласиться. Удрученный, он вернулся в Петербург. Оставалась еще одна возможность: новый журнал Достоевских «Эпоха», разрешенный к изданию вместо запрещенного «Времени». В этом журнале и был принят и напечатан «Разлад». Отзывы критики не заставили себя ждать: они были уничтожающими.

Рецензент «Отечественных записок» справедливо замечал: «Если бы в Польше все были одни паны Славицкие, восстание продержалось бы разве неделю, да и то при содействии наивности господ Таниных... Какая же необходимость была избрать такие лица?»

Рецензент «Библиотеки для чтения» восклицал: «И стоило ли положительно даровитому поэту тратить столько труда, времени на достижение столь скудных результатов!»

Критики сочли, что напрасно автор взялся писать о том, о чем знал лишь приблизительно, однобоко, со стороны... Яков Петрович был обескуражен строгими отзывами. Столько мытарств пришлось ему пройти, прежде чем «Разлад» был опубликован, и вот... В ту пору Полонский, может быть, впервые осознал, сколь опасно плыть по течению, не приставая ни к какому берегу. А вдруг там, впереди, откроется тинистая мель, глухие заросли камыша и осоки или - того хуже! - глубокий омут, водоворот, способный утащить пловца на дно литературы?..

И еще один урок вынес поэт из этой неудачной публикации: пиши о том, что хорошо знаешь, что тебе дорого, иначе... О том, что будет иначе, и думать не хотелось.