Отношения с Тютчевым у Полонского сложились ровные, доверительные, а позднее переросли в настоящую дружбу. Известно, что горе сближает людей. Подобное произошло и в случае с Полонским и Тютчевым.
Свое настроение послереформенной поры Полонский выразил в элегическо-философском стихотворении «Ф.И. Тютчеву»:
Но я - я бедный пешеход,
Один шагаю я, никто меня не ждет...
Глухая ночь меня застигла,
Морозной мглы сверкающие игла
Открытое лицо мое язвят;
Где б ни горел огонь, иду к нему, и рад -
Рад верить, что моя пустыня не безлюдна,
Когда по ней кой-где огни еще горят...
Ф.И. Тютчев
Е.А. Денисьева
История этого стихотворения такова. 4 августа 1864 года скончалась от чахотки Елена Александровна Денисьева, возлюбленная Тютчева, Леля, как называл ее Федор Иванович. Тютчев был глубоко потрясен ее смертью, для него это был удар, от которого он так и не смог оправиться до конца своих дней. Поэт глубоко переживал из-за того, что при жизни Денисьевой он не смог оградить ее от сплетен, кривотолков, от страданий, вызванных ее двусмысленно-неопределенным положением в обществе (Тютчев был женат), и вот теперь Федор Иванович во всем происшедшем винил самого себя. Он безмерно страдал и 15 августа, словно пытаясь разделить свою боль с перенесшим подобный удар судьбы Полонским, отправил ему письмо, полное отчаяния и скорби: «Что с вами, друг мой, Яков Петрович, что ваше здоровье? - О, как мне больно, и за вас и за себя, что вы нездоровы.
Мне с каждым днем хуже. Надо ехать, бежать - и не могу решиться. -Воля убита, все убито.
Знаете ли, что мне пришло в голову в моем тупом отчаянии? - Что, если бы вы мне дали увезти себя за границу - хоть на несколько недель? Отпуск получить не трудно, а вы бы спасли меня - в буквальном смысле спасли? - Подумайте и отвечайте. Еще почти неделя до моего отъезда».
Прося о помощи, Тютчев имел в виду работу в Комитете иностранной цензуры. Разумеется, Полонский, добрейшей души человек, согласился подменить своего столоначальника. Подумалось: его жена, как и последняя любовь Тютчева, носили одно и то же имя: Елена, что в переводе с греческого означает «светлая», «сияющая». Действительно, обе эти женщины принесли в жизнь приятелей-поэтов много света и душевного тепла, озарили их творчество сиянием беззаветной любви и преданности. И так уж случилось, что Полонский, а вслед за ним и Тютчев потеряли своих любимых... Яков Петрович хорошо понимал тяжелое душевное состояние Тютчева - сам перенес подобное, думал, жизнь кончена, ан нет! Жизнь, словно река после жестокого, бурного половодья, постепенно вошла в берега, вот только рана на сердце все саднит и саднит...
Тютчев, не выдержав смертельной тоски, уехал за границу - сначала в Женеву, потом в Ниццу. В ту пору в этот город на Лазурном берегу в сопровождении свиты прибыли после помолвки в Копенгагене и пребывания в Дармштадте цесаревич Николай с семнадцатилетней датской принцессой Дагмарой. (Этому браку не суждено было состояться: наследник российского престола в ночь на 13 апреля 1865 года скончался, а принцесса Дагмара в 1866 году стала женой великого князя Александра Александровича, будущей российской императрицей Марией Федоровной.)
Тютчеву было не до веселья, охватившего русских, отдыхающих в Ницце, по случаю посещения этого города «малым императорским двором». Он исповедовался в письме Полонскому, датированном 8 (20) декабря 1864 года: «Друг мой, Яков Петрович! Вы просили меня в вашем последнем письме, чтобы я написал вам, когда мне будет легче, и вот почему я не писал к вам до сегодня. Зачем я пишу к вам теперь, не знаю, потому что на душе все то же, а что это - то же - для этого нет слов. Человеку дан был крик для страдания, но есть страдания, которых и крик вполне не выражает...
Друг мой, теперь все испробовано - ничто не помогло, ничто не утешило, - не живется - не живется - не живется...
Одна только потребность еще чувствуется. Поскорее торопиться к вам, туда, где что-нибудь от нее осталось, дети ее, друзья, весь ее бедный домашний быт, где было столько любви и столько горя, но все это так живо, так полно ею, - так что за этот бы день, прожитый с нею тогдашнею моею жизнью, я охотно бы купил, но ценою - ценою чего?.. Этой пытки, ежеминутной пытки - этого удела - чем стала теперь для меня жизнь... О друг мой Яков Петрович, тяжело, страшно тяжело. Я знаю, часть этого вы на себе самом испытали, часть, но не все, - вы были молоды, вы не четырнадцать лет...
Еще раз меня тянет в Петербург, хотя и знаю и предчувствую, что и там... не будет по крайней мере того страшного раздвоения в душе, какое здесь... Здесь некуда и приютить своего горя».
Яков Петрович, горячо сочувствующий собрату по перу, очевидно, надеясь хоть как-то утешить поэта в его горе, написал стихотворение «Ф.И. Тютчеву» как поэтический ответ на отчаянное письмо Тютчева из Ниццы, в котором билась непередаваемая душевная боль поэта, вызванная недавней кончиной горячо любимой Денисьевой.
Стихотворение было опубликовано в четвертой книжке «Современника» за 1865 год:
Ночной костер зимой у перелеска,
Бог весть кем запален, пылает на бугре,
Вокруг него, полны таинственного блеска,
Деревья в хрусталях и белом серебре...
………………………………….
К его щеке горячими губами
Прильнула милая, - на что им твой костер!
Их поцелуй обвеян полуснами,
Их кони мчат, минуя косогор.
…………………………………
Так и к тебе, задумчивый поэт,
К огню, что ты сберег на склоне бурных лет,
Счастливец не придет. Огонь под сединами
Не греет юности, летящей с бубенцами.
Позже, в трехтомном собрании сочинений 1869 года, «поэт грез» сопроводил свое стихотворение «Ф.И. Тютчеву» следующим примечанием: «В ответ на это послание автор получил следующее четверостишье:
Нет боле искр живых на голос твой приветный:
Во мне глухая ночь и нет для ней утра!
И скоро улетит во мраке незаметный,
Последний, скудный дым с потухшего костра.
30 мая 1865 г.».
Набрасывая эти строки на бумагу, Тютчев не верил, что горе со временем притупится, упрячется в отдаленные уголки души. Полонский, перенесший утрату горячо любимой жены, хорошо его понимал...