Полонский не раз начинал вести дневник, но через некоторое время бросал это занятие. В 1866 году он в очередной раз стал вести записи (на этот раз краткие) - на листках календаря. В это время готовился к выходу в свет его сборник «Оттиски», и поэт нередко заглядывал в типографию разузнать, как идут дела. С.С. Тхоржевский приводит записи Полонского, относящиеся к этому периоду времени:

«3 февраля. - Мороз. Ясно. Утром в типографии - Оттиски уже напечатаны - дорого - чтоб окупилось издание, надо продать 600 экземпляров».

«15 февраля - ... Граф кладет на музыку мой "Последний вздох"».

Здесь поэт имел в виду графа Кушелева-Безбородко, который был человеком одаренным и, кроме занятий литературным творчеством, играл на фортепьяно, сочинял и публиковал песни и романсы на стихи поэтов того времени. Разнообразные увлечения графа надоели его жене. Любовь Ивановна теперь жила отдельно, но по-прежнему разоряла и без того скудеющий карман Григория Александровича. Хотя Полонский ушел из кушелевского журнала «Русского слово», он иногда поддерживал отношения со скучающим в одиночестве графом.

«1 марта. - ...Обедал у графа Кушелева-Безбородко. Прочел у него на себя пасквиль в "Будильнике"».

Полонского возмутил и глубоко задел грубый выпад юмористического журнала, который отозвался о его сборнике стихотворений «Оттиски» весьма не лестно: «Это просто собрание каких-то смутных недомолвок, полуслов, намеков, которых вся поэзия заключается в общей бессмыслице: какая-то музыка чепухи, какой-то неизлечимый лирический насморк...» Рецензент словно не заметил, что хулимые им «смутные недомолвки, полуслова и намеки» - и есть суть поэзии Полонского, ее отличительная черта.

«4 апреля. - Покушение на жизнь государя неизвестного человека у Летнего сада».

Запись предельно лаконична. О стихах и музыке - ни слова. Очевидно, происшествие настолько потрясло поэта, что думать о чем-нибудь ином он не мог. Всякое насилие было противно его натуре, а тут... Почему чуть было не произошло смертоубийство государя? Кому царь стал неугоден? Кто стрелял?

Весь Петербург был взбудоражен известием о покушении на императора Александра II. Казалось невероятным, что при большом стечении народа кто-то пытался - мыслимое ли дело? - убить царя.

Государь, совершив прогулку по Летнему саду, садился в экипаж, и тут прозвучал выстрел. Пуля противно провизжала около головы венценосца и уткнулась в обшивку кареты. Стреляли из толпы. Злоумышленника тут же схватили. Им оказался бывший студент Дмитрий Владимирович Каракозов, двадцати пяти лет от роду, выходец из обедневшей дворянской семьи, связавший судьбу с революционерами-народниками.

На улицах, в домах обывателей, в студенческих аудиториях и великосветских салонах только и было разговоров, что об этом событии. Покушение на венценосца вызвало в стране почти всенародное человеческое негодование, а неудача террориста - такое же всеобщее удовлетворение. Люди возмущались самим фактом покушения. Разве можно вот так, средь белого дня в столице государства открыть стрельбу на улице? Да еще в кого - в государя императора!

Вал разноголосого ликования прокатился по стране. В церквах звучали благодарственные молебны по случаю избавления императора от смерти. Шумели студенческие сходки. Тревожным гулом отзывались рабочие манифестации. В Зимний дворец со всех концов России летели раболепно-верноподданнические телеграммы.

Особую политическую окраску приобрел тот факт, что Каракозов, стреляя в царя с близкого расстояния, промахнулся. Что это? Может, Божье знаменье? В народе пустили слух, что выстрелу террориста помешал шапочный мастер Осип Иванович Комиссаров, случайно оказавшийся на месте преступления. Он якобы увидел, как злоумышленник целится в царя-батюшку, успел толкнуть его, и пуля пролетела мимо.

Народная молва нарекла Комиссарова новым Иваном Сусаниным, тем более что он тоже, как и герой 1613 года, был родом из костромских крестьян. На новоявленного «спасителя царя и Отечества» посыпались, как манна небесная, награды, подарки и почести. О нем писали газеты, его портреты выставлялись в витринах, его приглашали названые обеды и ужины... Дошло до того, что никому не известного костромского мужика возвели в дворянское звание и, сделали чуть ли не национальным героем. Петербург, словно поветрием, был захвачен «модой» на Комиссарова.

Он стал желанным гостем в светских салонах, клубах, ученых собраниях... Экзальтированные дамы высшего света влюблялись в «героя» и дарили ему свое благорасположение...

Дальнейшая судьба Осипа Комиссарова сложилась плачевно: в бесконечных пирах, застольях и гуляньях он совсем потерял голову, спился и пропал из виду.

Иная судьба ждала Дмитрия Каракозова: по приговору уголовного суда террорист был повешен...

Дмитрий Каракозов

В обществе разгорались политические страсти. Следовало ожидать репрессий со стороны правительства и закрытия журналов революционно-демократического направления. Опасаясь за судьбу «Современника», Полонский после злосчастного выстрела Каракозова не раз заходил к Некрасову и советовал не делать опрометчивых шагов. Николай Александрович и сам понимал, что положение руководимого им «Современника» шаткое, и, очевидно, желая заслужить лояльное отношение правительства к своей персоне, принялся наносить искательные визиты к знакомым из числа людей высшего света, имеющих вес при дворе.

9 апреля в элитном Английском клубе, на торжественном приеме-обеде, Некрасов публично прочитал стихи в честь «спасителя царя и Отечества»:

Сын народа! Тебя я пою!
Будешь славен ты много и много...
Ты вели - как орудие Бога,
Направлявшего руку твою.

Эти стихи Некрасова в законопослушном петербургском обществе признали «истинно-патриотическими». А неделей позже близкий революционерам-демократам поэт Н.А. Некрасов написал... новое «истинно-патриотическое» произведение - оду в честь генерала, графа Михаила Николаевича Муравьева, известного своей жестокостью при подавлении восстания в Польше, за что в народе его называли Муравьевым-Вешателем. Это его парадный подъезд, к которому «по торжественным дням, одержимый холопским недугом», съезжался весь Петербург, некогда изобразил Некрасов в своем знаменитом стихотворении. Теперь же генерал возглавил верховную комиссию по делу Д.В. Каракозова, покушавшегося на жизнь государя-императора, и жесткой рукой принялся искоренять в столице враждебный самодержавию революционный дух.

16 апреля в Английском клубе состоялся торжественный обед по случаю избрания почетным членом клуба графа Муравьева и чествование «героя-патриота». Здесь-то Некрасов и решил «умаслить» генерала. Очевидец событий барон А.И. Дельвиг вспоминал: «После обеда, когда

Муравьев сидел со мной и другими членами в галерее при входе в столовую залу, к нему подошел издатель журнала «Современник», известный поэт Некрасов, об убеждениях которого правительство имело очень дурное мнение. Некрасов сказал Муравьеву, что написал к нему послание в стихах, и просил позволения его прочитать. По прочтении он просил Муравьева о позволении напечатать это стихотворение. Муравьев отвечал, что, по его мнению, напечатание стихотворения было бы бесполезно, но так как оно составляет собственность Некрасова, то последний может распорядиться им по своему усмотрению. Эта крайне неловкая и неуместная выходка Некрасова очень не понравилась большей части членов клуба».

Поэт-сатирик Д.Д. Минаев отозвался на это событие колкой эпиграммой:

Братством, Истиной, Свободою
Спекулировать забудь.
Лишь обеденною одою
Надрывай больную грудь...

Полонский не мог понять, что происходит с Некрасовым. Неужели он изменил своим идеалам? Или это только ловкая игра в надежде спасти «Современник» от закрытия?

Комиссия, возглавляемая Муравьевым, за дело взялась круто. Посыпались доносы, начались аресты. Угодил в «кутузку» и Некрасов, но был выпущен. Поняв, что все его усилия по предотвращению закрытия «Современника» оказались напрасными, поэт всю жизнь казнил себя за угоднические стихи и признавался: «Из лиры звук неверный исторгала моя рука...» Как оказалось впоследствии, верноподданичество Некрасова во имя спасения журнала не помогло: 12 мая 1866 года выход «Современника» был приостановлен, а 28 мая журнал был окончательно закрыт «по высочайшему повелению». И только в 1868 года, когда Некрасов возглавил «Отечественные записки», традиции «Современника» были продолжены. Позднее Полонский писал Некрасову по поводу «Отечественных записок»: «Много правды высказывается Вашим журналом, много для меня симпатических сторон».

Полонский болезненно воспринял закрытие некрасовского «Современника», ему теперь снова было негде печататься...