16 апреля 1866 года Полонского пригласили на домашний спектакль в частный пансион для девочек, и - надо же такому случиться! - поэт встретил там свою юношескую любовь Соню Коризна, теперь - Софью Михайловну Дурново.
В памяти всплыли события далеких лет, когда он, робкий юноша без капитала и связей, только что окончивший университет, решился уехать из Москвы в далекую Одессу. Он пытался убежать от бедности, от своей любви, от самого себя... А что в итоге? Денег не накопил. Любимую жену потерял... И какое ему теперь дело до мадам Дурново? Вспомнились строки из давнего Сониного письма: «Мы расстаемся надолго, -я попытаюсь забыть вас, но чувствую, что это будет нелегко и невозможно». Надо же! Как в воду смотрела...
Полонский, скрывая охватившее его волнение, приблизился к Дурново и, наклонив седеющую голову, поцеловал ей руку:
- Рад вас видеть, Софья Михайловна. Простите, что сразу не узнал.
- Разве я сильно изменилась за эти годы? - бросила она кокетливый взгляд, но поэт прочел в нем затаенную грусть, сожаление о несбывшихся надеждах. Смутился и попытался загладить свою словесную неловкость:
- Что вы, как можно! Вы прекрасно выглядите! - сказал, и тут же ему стало стыдно за свой комплимент: перед ним стояла не юная Сонечка Ко-ризна, а солидная дама, в чертах которой читалась печаль и усталость.
- Ну, будет вам! - махнула рукой собеседница. - Мы оба уже не те... Знаете, Яков Петрович, а я иногда читаю в журналах ваши стихи. Мне они нравятся.
- Спасибо, - суховато поблагодарил Полонский и после нескольких ничего не значащих фраз откланялся.
В календаре он записал: «Вечер этот для меня был тяжел: я встретил С.М., с которой мое знакомство 20 лет тому назад кончилось таким позорным для меня образом несмотря на то, что во мне не было ни дурных мыслей, ни дурных намерений. Напротив... Она теперь, как кажется, была задета неожиданной встречей. Странная во мне симпатия к этой девочке - хочется назвать ее дочерью и сестрой...»
Утром 19 апреля в зале Благородного собрания состоялись литературные чтения в пользу бесплатной школы. Полонский читал первую главу из поэмы «Братья», где были и такие строки:
Гражданскую и всякую свободу
Свободой поэтической моей
Предупредив, я буду петь природу,
Искусство, зло, добро, - родник идей –
Все буду петь - и все, что человечно,
То истинно, - что истинно, то вечно.
Так разум мой - есть разум общий всем,
Единый, не смущаемый ничем, -
Как Бог, он светит всем народам в мире.
И если есть народы на звездах,
И там все те же «дважды два четыре»,
И там - все тот же Прометей в цепях.
Я.П. Полонский
Д.Д. Минаев
Стихи Полонского прозвучали как программное заявление поэта, но, очевидно, не были услышаны жандармами.
Между тем по городу прокатилась волна арестов. В числе других 25 апреля были взяты под стражу один из идеологов народничества, публицист Петр Лаврович Лавров и поэт-сатирик Дмитрий Дмитриевич Минаев. Литературный противник Полонского Минаев был заключен в Петропавловскую крепость. В застенке его продержали около двух месяцев. Тюремное заключение пошатнуло здоровье поэта и надломило морально.
Полонский в день ареста Минаева записал в своем календаре: «Обедал у Некрасова - очень грустен, мрачен - не в духе - больше молчал -я понимал причину и почти молчал».
Минаев не входил в круг друзей Полонского, более того - он едко критиковал «поэта грез», и тот имел полное право не принимать близко к сердцу тюремное заключение своего недоброжелателя. Но Яков Петрович поступил благородно, истинно по-рыцарски. Человек незлопамятный, он откликнулся на арест Минаева стихотворением «Литературный враг», чтобы своим поэтическим словом ободрить и защитить арестанта. По сути дела, это стихотворение - протест против насилия над творческой личностью и призыв к собратьям по перу крепись поэтическое братство, поддерживать друг друга в сложных, неприятных ситуациях, при всей неровности личных отношений и несхожести взглядов на общественную жизнь и литературу:
Господа! я нынче вес бранить готов –
Я не в духе и не в духе потому,
Что один из самых злых моих врагов
Из-за фразы осужден идти в тюрьму...
Признаюсь вам не из нежности пустой
Чуть не плачу я, - а просто потому.
Что подавлена проклятою тюрьмой
Вся вражда во мне, кипевшая к нему.
Он язвил меня и в прозе, и в стихах;
Но мы бились не за старые долги.
Не за барыню в фальшивых волосах,
Нет! - мы были бескорыстные враги!
Вольной мысли то владыка, то слуга,
Я сбирался беспощадным быть врагом,
Поражая беспощадного врага;
Но - тюрьма его прикрыла, как щитом.
Простить своего «литературного врага» и решительно встать на его защиту - такое, прямо скажем, дано не многим, а только истинно благородным писателям. Полонский в стихотворении исповедовался перед друзьями и читателями:
Я вчера еще перо мое точил,
Я вчера еще кипел и возражал; -
А сегодня ум мой крылья опустил,
Потому что я боец, а не нахал.
Я краснел бы перед вами и собой,
Если б узника да вздумал уличать!
Поневоле он замолк передо мной –
И я должен поневоле замолчать.
…………………………………
Что же делать? и кого теперь винить?
Господа, во имя правды и добра –
Не за счастье буду пить я - буду пить
За свободу мне враждебного пера!
Стихотворение Полонского «по горячим следам» опубликовано не было, и впервые увидело свет лишь в первой книжке журнала «Литературная библиотека» за 1867 год.