После смерти жены Полонского не покидало чувство горького одиночества. Где бы он ни был: на службе в Комитете иностранной цензуры или в гостях у друзей и знакомых, - всюду его точила мысль о бренности бытия и отсутствии надежной спутницы жизни.

Как-то в салоне Штакеншнейдеров Яков Петрович познакомился с Петром Лавровичем Лавровым, публицистом и теоретиком народовольческого движения. Его «Исторические письма» пользовались шумной популярностью у радикально настроенной молодежи. Лаврова рекомендовал Елене Андреевне Штакеншнейдер завсегдатель их дома поэт Бенедиктов: «В кругу ваших знакомых нет никого ему подобного...»

Лавров был полковником артиллерии и преподавал математику в военной академии, но он мечтал не о военной карьере... «Его мечтой была революция, - вспоминала Е.А. Штакеншнейдер. - Революция, которая сломает и унесет все старое, изжившее, все предрассудки и суеверия, весь износившийся строй жизни и расчистит место новому».

Полонский и не предполагал, что знакомство с Лавровым и последующие события откроют новую страницу его жизни. Дело в том, что Петр Лаврович был обручен с Жозефиной Антоновной Рюльман, которой впоследствии предстояло сыграть важную роль в судьбе Полонского.

Жозефина родилась в Петербурге 3 декабря 1844 года. Ее отец, А. Кожуховский, выходец из Польши, работал управляющим петербургской конторой Демидова Сан-Донато и состоял в гражданском браке с И. Рюльман, фамилию которой и носили их дети: Жозефина и Антон, ставший впоследствии известным петербургским врачом.

Жозефина с детства перенесла немало жизненных невзгод. Мать умерла, когда ей было всего два года, отец - в 1855 году. Немка по происхождению, она воспитывалась в католическом пансионе имени св. Екатерины в Петербурге, а после его окончания поступила служить гувернанткой в дом некоего Боголюбова. Ее племянница В.Л. Франц позднее вспоминала: «У Боголюбова собирались многие революционеры того времени... Там бывал и Петр Лаврович Лавров... Он познакомился с Жозефиной Антоновной, сделал ей предложение, и она стала его невестой. Но вскоре он был сослан в Архангельскую губернию, откуда бежал за границу, а невесте своей прислал из Архангельска ее кольцо назад».

Современный литературовед В.Г. Фридлянд излагала эти события несколько иначе: «В конце шестидесятых годов она (Ж.А. Рюльман. –А.Л.) жила в доме революционера-народника ПЛ. Лаврова, где ее брат, студент, занимался с сыном Лаврова. Жозефина Рюльман была сиротой, но очень одаренной девушкой, увлекавшейся скульптурой. Природа наделила ее редкой красотой в сочетании с живым и острым умом. В семье Лавровых ее называли "ледяной красавицей"».

Когда Антон, студент-медик, был домашним учителем сына Лаврова, Жозефина жила в их доме в качестве компаньонки жены революционера-народника, Антонины Христиановны. Для обеих женщин родным языком был немецкий, это и сближало их. Когда жена Лаврова умерла, он предложил Жозефине стать компаньонкой его старой матери. Что было делать бедной девушке? Она согласилась.

И надо же такому случиться - Лавров влюбился в «ледяную красавицу»! По свидетельству Е.А. Штакенншнейдер, Жозефина, «приученная смотреть на него глазами его семьи как на нечто не от мира сего, не знала, что делать, и только трепетала. Он тоже не знал, что делать, но себя понимал отлично и поэтому глубоко презирал».

Жозефина решила посоветоваться с братом. Антон обратился за советом к доктору Конради, бывавшему у Лавровых. По воспоминаниям все той же Штакеншнейдер, доктор и его жена «молодую девушку... взяли к себе и поспешили разгласить эту историю под секретом повсюду, где только могли...»

Видимо, жена доктора Конради советовала Жозефине выйти замуж за Лаврова. Е. А. Штакеншнейдер вспоминала, что 20 апреля 1866 года, когда Петербург бурлил после недавнего покушения на царя, жена Конради сообщила ей, что завтра она с мужем едет за город, а Лавров с Жозефиной отправятся в Эрмитаж. Вечером все должны были собраться в квартире Конради, в доме на углу Надеждинской улицы и Саперного переулка.

Судя по всему, за ужином должен был решиться вопрос о женитьбе Лаврова на Жозефине. Поздний ужин затянулся. Вдруг мирный застольный разговор был прерван настойчивым звонком в дверь. Е.А. Штакеншнейдер, присутствовавшая на ужине, вспоминала: «Конради встал и со словами «верно, к больному» пошел со свечой в темную прихожую. Звякнули шпоры, и послышался чужой голос: «Полковник Лавров здесь?» Лицо Конради было бледно и свеча нетвердо держалась в руке его, когда он объявлял Лаврову, что его спрашивает жандармский офицер. Лавров поспешно встал и вышел, но не прошло и минуты, как он уже снова был среди нас и объявил, что ему надо ехать домой с присланным от Муравьева жандармским офицером. Он не был бледен, как Конради, напротив, лицо его оживилось... В начале вечера он был пасмурен, и Конради были не в духе, и тихая красавица была еще печальнее, чем обыкновенно. Прогулки по Эрмитажу и обед вдвоем, по-видимому, не продвинули дела ни на шаг».

Я.П. Полонский

Ж.А. Рюльман

В ту ночь на квартире Лаврова был произведен обыск, а 25 апреля он был арестован. Так неудачно окончилась помолвка революционера-народника с Жозефиной Рюльман.

«Ледяная красавица» обратила на себя внимание Полонского именно тем, что отличалась от большинства столичных дам своим умом, скромностью и тихой грустью, постоянно плавающей в ее красивых темных глазах. Ее коротко остриженные волосы тоже были темными и, заправленные за уши, сбегали назад причудливыми волнами. Чувствительный поэт был очарован девушкой.

13 мая 1866 года Яков Петрович записал в своем календаре: «Был в первый раз у Конради. М-11е Рюльман - глаза».

Получив известие о болезни сестры, Полонский на несколько дней уехал к ней в Москву.

По-видимому, Жозефина Рюльман глубоко затронула его сердце. Вернувшись в Петербург, он записал 30 мая: «У Конради. Жозефина Антоновна». Краткая запись, но выделенные поэтом имя и отчество Рюльман говорят о многом...

Как только установилось тепло, чета доктора Конради вместе с Жозефиной переехали жить на дачу в Павловск.

С.С. Тхоржевский приводит записи Полонского в его календаре, которые свидетельствуют о том, что Жозефина Рюльман прочно завладела думами поэта:

«31 мая. - Сильный дождь с утра... Хотел ехать в Павловск, сильно тянуло...

1 июня. - .. .Поехал в Павловск. Вечер у Конради. Прогулка, музыка... Для моего сердца готовится или новое горе, или новая радость... Опоздал к последнему поезду в Петербург. Ночевал в кафе ресторана.

2 июня. - Весь день дождь. Обратный путь в Петербург... Конради у меня. Я отдал ему письмо к ней. Он советовал подождать, но письмо взял - и так в несколько строк я заключил все мое будущее - я никогда не женюсь, если она откажет...»

В письме к Жозефине Антоновне Полонский признается в любви к ней с истинно рыцарским благородством: «Если бы в голове моей возникло хоть малейшее сомнение в том, что я люблю Вас, если б я в силах был вообразить себе те блага или те сокровища, на которые я мог бы променять счастье обладать Вашей рукою, если б я хоть на минуту струсил перед неизвестным будущим, я счел бы чувство мое непрочным, скоропреходящим, воображаемым - и, поверьте, не осмелился бы ни писать к Вам, ни просить руки Вашей.

Не сомневайтесь в искренности слов моих, так же, как я не сомневаюсь в них.

Простите меня, если мое признание не обрадует, но опечалит или обеспокоит Вас...

Ваше «нет», конечно, будет для моего сердца новым, великим горем; но, во имя правды, я мужественно снесу его - не позволю себе ни малейшего ропота и останусь по-прежнему
Вас глубоко уважающий,
Вам преданный и готовый к услугам
Я. Полонский».
Яков Петрович в ожидании ответа не находил себе места. А если Жозефина откажет? Ее понять можно - ведь девушке только двадцать два года, а он - вдвое старше, к тому же и положение у него незавидное. Вдруг она предпочтет кого-либо другого? Как потом перенести эту боль?

Сомнения поэта оказались напрасными. Жозефина ответила согласием.

Любила ли Жозефина Полонского? Едва ли. В ее памяти были еще свежи ухаживания Лаврова. Да и знакома с Полонским она была недолго, не всегда его понимала. Яков Петрович и сам это понял и объяснил, что без сердца Жозефины ее руки ему не нужно: «Если не любишь... - писал он, - скажи мне это перед свадьбой. Я скажу, что не сумел приобрести твоего расположения - и ты, по чистой совести, отказала мне... Все это я мог бы на словах передать тебе, но обо всем этом мне тяжело говорить!» Е.А. Штакеншнейдер писала в своих воспоминаниях о Полонском: «За несколько недель до свадьбы он посылал меня к ней и просил: "Сойдись с ней и узнай ее, дойди до ее сердца и скажи ей, что если она меня не любит, то пусть мы лучше разойдемся". Я, после тщетных попыток проникнуть, куда он меня посылал, т.е. к ее сердцу, отвечала ему: "Дядя, у меня ключа к ее сердцу нет"».

После перенесенных невзгод Жозефина замкнулась в себе, и сердце «ледяной красавицы» было нелегко отогреть. Но девушка решилась - и шагнула в неизведанное...

17 июля 1866 года Полонский и Рюльман обвенчались. Поначалу они чувствовали себя чужими, никак не могли «притереться». Е.А. Штакеншнейдер записала в своем дневнике: «Он женился на ней потому, что влюбился в ее красоту. Она вышла за него потому, что ей некуда было голову преклонить...»

24 августа Яков Петрович признавался в письме Е.А. Штакеншнейдер: «У меня еще не было медового месяца, и, стало быть, отрезветь мне не от чего... Задаю себе одну из труднейших для меня задач в жизни - это приучить жену мою со мною поменьше церемониться».

Их обоих - кого меньше, кого больше - судьба не миловала. Оба были одиноки и, по большому счету, несчастны. Они устремились друг к другу, ища спасения от жизненных невзгод в надежде вместе обрести то, что поодиночке обрести не удастся - духовную близость, взаимопонимание сочувствие. Как две едва тлеющие головешки, они соприкоснулись друг с другом, тесно прижались - и от этого их внутренний свет разгорелся, стал ровным и продолжительным...

Со временем «ледяная красавица» «оттаяла». По словам современницы, она была «добра, великодушна, доверчива» и «совершенно под пару» мужу, несмотря на то, что разница в возрасте между супругами составляла четверть века... «Но Жозефина Антоновна не обманывала его (Полонского. - А.П.) никогда, - утверждала Штакеншнейдер, - она ничего не скрывала и была вся тут, молодая, молчаливая, как статуя. Они женились. Живо помню первое время после женитьбы. Это недоумение с его стороны и эту окаменелость с ее. Потом обошлось, они сжились. Голубиная душа отогрела статую, и статуя ожила. Замкнутые двери растворились сами собой, без ключа. Храмина оказалась не пустой, в ней было нечто, и нечто прекрасное».

Это «нечто прекрасное» издавна таилось в душе молодой жены Полонского: чуткое отношение к поэзии, способность к живописи и ваянию.