Ожидая публикации, Полонский писал Тургеневу: «С великим нетерпением ждал я твоего письма к редакции «Санкт-Петербургских ведомостей», и, веришь ли, несмотря на мое ожидание и веру в твое слово, я никак даже и представить себе не мог напечатанным письмо твое о моей литературной деятельности... И повторяю, что бы ты ни написал обо мне, много добра сделает мне твое письмо. Если не в литературе, то в частной жизни».

Тургенев остался верен своему слову и 30 декабря 1869 года отправил в редакцию «Санкт-Петербургских ведомостей» открытое письмо в защиту Полонского. При этом он сообщил Якову Петровичу: «Спешу известить тебя, что статейка моя о тебе отправлена третьего дня в «Санкт-Петербургские ведомости» по адресу П.В. Анненкова, которого я прошу продержать корректуру. Ты можешь справиться: если и теперь твоя несчастная звезда восторжествует, тогда уже точно сказать будет нечего».

8 января 1870 года статья Тургенева была опубликована. Правда, редакция, очевидно, из-за опасения внести излишние раздоры в непростые писательские отношения, сопроводила письмо Тургенева «необходимыми оговорками»: дескать, «личное мнение такого первоклассного писателя, каков г. Тургенев», все же не вполне соответствует «верной критической оценке» творчества Полонского.

Иван Сергеевич, сам писавший стихи, тонко понимал и ценил поэзию. В своей публикации он утверждал, что критик, произнесший столь суровый приговор поэзии Полонского, тем самым показал, что он напрочь «лишен чутья - понимать, лишен умения проникнуть в чужую личность, в ее особенность и значение». По мнению Тургенева, «если про кого должно сказать, что он... пьет хотя из маленького, но из своего стакана, так это именно про Полонского. Худо ли, хорошо ли он поет, но поет уж точно по-своему... Талант его представляет особенную, ему лишь одному свойственную, смесь простодушной грации, свободной образности языка, на котором еще лежит отблеск пушкинского изящества, и какой-то иногда неловкой, но всегда любезной честности и правдивости впечатлений. Временами, и как бы бессознательно для него самого, он изумляет прозорливостью поэтического взгляда...»

Тургенев как бы «походя» отхлестал критика и весьма резко высказался о редакторе «Отечественных записок» Некрасове, поставившем в номер столь «убийственную» статью Щедрина (пусть-де знает редактор журнала, что статьям, подобным оскорбительному обзору Салтыкова-Щедрина, не должно быть места на страницах всякого уважающего себя издания - Некрасов, сам поэт, должен это хорошо понимать).
«Что же касается до критика «Отечественных записок», - писал Тургенев, — то ограничусь тем, что выражу ему одно мое убеждение, над которым он, вероятно, вдоволь посмеется. Нет никакого сомнения, что в его глазах патрон его, г. Некрасов, неизмеримо выше Полонского, что даже странно сопоставлять эти два имени; а я убежден, что любители русской словесности будут еще перечитывать лучшие стихотворения Полонского, когда самое имя г. Некрасова покроется забвением. Почему же это? А просто потому, что в деле поэзии живуча только одна поэзия и что в белыми нитками сшитых, всякими пряностями приправленных, мучительно высиженных измышлениях «скорбной» музы г. Некрасова - ее-то, поэзии, и нет ни на грош...»

Прочитав статью, Полонский ободрился - надо же, Тургенев сравнивает его стихи с поэзией самого Пушкина! - и одновременно удивился и озадачился.

Тургенев, защищая друга, в своей запальчивости, что называется, перегнул палку. Надо было как-то смягчить острые углы тургеневского открытого письма, охладить пыл Ивана Сергеевича. «Друзья мои - то есть много-много что пяток или шестерня приятелей, - излишне скромничая, писал Полонский Тургеневу, - и в том числе поклонники поэзии, видимо, ему обрадовались... Как приняли его враги мои (их же несть числа), не ведаю - ибо не вижу их.

Читая письмо твое, я чувствовал то же самое, что, вероятно, чувствует полувысохшее в зной растение в ту минуту, когда его поливают. Кое-что во мне посвежело.

Но благодарность не исключает правды. Выскажу тебе откровенно, что заключение твое о Некрасове меня немножко покоробило. Ты скажешь мне, что это твое искреннее убеждение, - но не всегда возможна и должна быть подобная искренность.

Во-первых, все более или менее знают о твоих более чем холодных отношениях к Некрасову и слова твои сочтут за выражение личной мести.

Во-вторых, к словам твоим легко придраться - они на руку нигилистам и всей некрасовской партии...

Я с тобой не спорю, но думаю, что одними стихами без поэзии Некрасов не мог бы влиять, не мог бы занять того места в литературе, какое занимал.
Если бы ты сказал, что поэзия, служащая интересам дня, как газета, скоро забывается, что жизнь, выдвигая на сцену новые интересы, душит тех художников, которые служили толпе, не служа искусству, - по моему крайнему разумению, ты был бы правее».

Тургенев в ответном письме Полонскому от 29 января (10 февраля) 1870 года еще раз подтвердил свое отрицательное отношение к поэзии Некрасова и выразил сожаление, что доставил другу некоторые неудобства - «быть может, политика требовала, чтобы я не упоминал этого имени» (имелся в виду Некрасов — А.П.).

Полонский, оказавшись в двусмысленном положении, решил объясниться и с Некрасовым и отправил ему письмо по поводу публикации Тургенева: «Из этого письма я увидел ясно (имеется в виду открытое письмо Тургенева в «Санкт-Петербургских ведомостях». -А.П.), что одна несправедливость в литературе вызывает другую, еще большую несправедливость. Отзыв Тургенева о стихах Ваших глубоко огорчил меня...»

Тургенев узнал от Анненкова о послании Полонского Некрасову, но не обиделся на друга, а воспринял его поступок как должное. «...У меня – и у него - в мыслях не было осуждать тебя за это, - писал он Полонскому, - напротив - я нашел, что ты и тут поступил с той прямой добросовестностью, которую я так высоко в тебе ценю. С какой стати ты бы стал разделять мое мнение о стихах Некрасова, потому только, что оно было высказано в статье, посвященной твоей защите?»

М.Е. Салтыков-Щедрин

А.К. Толстой

Литературовед П.А. Орлов так оценил поступок Полонского в этой неловкой ситуации: «Эта исключительная деликатность не была у Полонского следствием осторожности или выражением чисто обывательского расчета «иметь поменьше врагов». Сама натура писателя, добрая и великодушная, исключала зависть и мелочную вражду».

В сентябре 1870 года в журнале «Заря», издаваемым в Петербурге В.В. Кашпиревым, появилась объемистая статья Николая Николаевича Страхова о творчестве Полонского. «Едва ли у нас есть в настоящую минуту поэт, которого поэзия была бы белее естественна, который бы при всех своих недостатках так мало пыжился и топорщился, как Полонский», - уверял литературный критик и философ.

«Статья о Полонском понравилась очень», - сообщил Страхову Достоевский. Как бы вторя ему, Тургенев написал Полонскому: «С удовольствием прочел в «Заре» критику твоих произведений; тут по крайней мере есть уважение к таланту и признание его...»

Благожелательной рецензией Нелюбова на четырехтомник Полонского в третьей книжке за 1870 год откликнулись и «Русские вести».

В ходе этих литературных дискуссий Яков Петрович понял истинную силу своего таланта, по достоинству оценил и неприглядные действия литературных недоброжелателей. Свою творческую позицию он разъяснил в своей статье о Л.Н. Толстом: «Иные, высказываясь, боятся прослыть консерваторами или, боже избави, ретроградами - жалкая трусость! Я хочу быть только самим собой, и ни до каких прозвищ мне дела нет...»

Та же мысль звучит и в письме Полонского Поливанову: «Я никогда не признавал себя ни нигилистом, ни либералом, ни ретроградом; я всегда хотел только одного: быть самим собой».