В начале 1871 года в Петербурге вышел в свет солидный по объему сборник стихотворений и прозы Полонского «Снопы», который поэт издал на деньги, заработанные у Полякова. В предисловии к книге автор, словно оглядываясь на засеянное им поэтическое и прозаическое поле в неохватных взором просторах русской литературы, писал: «Невелика моя нива, невесела моя жатва, но дОзрела она или не дозрела, ранние холода и туманы вынуждают меня собирать ее.

Пожинаю то, что посеяно во мне самим обществом; не все семена, им брошенные, принесли плода свои, и, быть может, много лебеды примешалось к ним; но - не то беда, что во ржи лебеда, говорит русская пословица, а то беда, что ни ржи, ни лебеды...

Авось когда-нибудь мужественная, трудолюбивая критика выбьет из этих снопов цепом своим хоть одну горсть пригодных зерен и всыплет их, на общую потребу, в одну из наиболее скудных житниц нам родной литературы».

Книга Полонского была замечена. Из Красного Рога Полонскому пришло письмо от поэта Алексея Константиновича Толстого, датированное 25 февраля 1871 года. Собрат по художественному творчеству писал:

«Милый, добрый, хороший Яков Петрович!
Я был очень, очень тронут и Вашим добрым письмом, и Вашею присылкой «Снопов», и если не отблагодарил Вас ранее, то потому, что сначала сам был порядочно болен, а после был очень огорчен болезнью жены... Но обратимся к «Снопам». Не могу сказать Вам, с каким искренним, настоящим наслаждением я прочел «Признания Сергея Чалыгина», которых никогда прежде не читал. Как это хорошо! Как это просто и художественно! Как каждое слово кстати и каждая заметка верна, и все дышит неподдельной правдой, и во всем слышится доброта и благородство! Вот это последнее качество рождает невольный вопрос: отчего самая простая вещь, сказанная честным и благородным человеком, проникается его характером? Должно быть, в писаной речи происходит то же, что в голосе. Если два человека, один порядочный, а другой подлец, скажут Вам оба: «Здравствуйте!» - то в этом слове послышится разница их характеров. Но, кроме благородства, в этих записках есть и психология и красота. Когда Вас увижу, непременно попрошу Вас сказать мне, что служило им источником? Но так оставлять их не следует, Вы должны продолжать их и кончить... И «Ночь в Летнем саду» перечел я с большим удовольствием и симпатией. Теперь читаю «Женитьбу Атуева». Другие вещи, т.е. стихотворения, мне нравятся меньше, исключая «Миасма», который я оценил и при первом чтении».

Далее А.К. Толстой сочувствует Полонскому, который в это время тянул лямку учителя и гувернера сына железнодорожного концессионера-магната Полякова: «Да, это тяжело быть ментором сына Израэля, когда можно бы делать что-нибудь лучше, но за то ему спасибо, что он способствовал Вам издать «Снопы». Воображаю себе, как постоянное называние: Яков Петрович! должно действовать Вам на нервы».
Упомянутое Толстым стихотворение «Миазм» еще в рукописи Полонский послал Тургеневу, и тот дал другу несколько советов и пожеланий. Иван Сергеевич писал Полонскому 8 (20) октября 1868 года: «Я только что собирался отвечать тебе на твое первое письмо, как пришло второе, с двумя стихотворениями. Скажу тебе тотчас, что первое, где является мертвый мужичок, весьма замечательно, даже поразительно - и, по-моему, требует только несколько маленьких поправок -а именно: а) Судороги... жар - а несколько ниже: «судорожный гнев» -ненужное повторение. Ь) Весь прибавленный куплет: «Плакали мы тоже...» - излишен; он же и неясен, с) Главное - «И не я... мой вздох» -нехорошо, имеет какую-то комическую сторону. Оставь «вздох» только в стихе: «Вздох мой тяжкий твоего ребенка» и т д. d) «Незабвенный прах» -имеет что-то риторическое и неестественное в устах мужика».

Впервые стихотворение «Миазм» было опубликовано в журнале «Вестник Европы» в 1868 году (№ 12) под заглавием «Покинутый дом». Всегда чутко прислушивающийся к советам друга, Полонский в окончательном варианте учел все пожелания Тургенева.

Стихотворение это трагико-мистическое, жутковатое, поразительное даже для творчества «певца грез» Полонского. Суть в следующем: в Петербурге, в роскошном особняке знатного вельможи, умер маленький наследник. И вдруг происходит невероятное: потрясенная горем хозяйка-мать видит в опустевшей спальне призрак мужика - одного из тех, на чьих костях и была построена великолепная «северная Пальмира». Стихотворение невозможно читать без внутреннего напряжения и глубокого переживания:

Дом стоит близ Мойки - вензеля в коронках
Скрасили балкон. В доме роскошь - мрамор - хоры на колонках -
Расписной плафон.
Шумно было в доме: гости приезжали -
Вечера - балы; Вдруг все стало тихо - даже перестали
Натирать полы.
Няня в кухне плачет, повар снял передник,
Перевязь - швейцар: Заболел внезапно маленький наследник -
Судороги, жар...
………………………………………
И мужик косматый, точно из берлоги,
Вылез на простор, Сел на табурете и босые ноги
Свесил на ковер.

И вздохнул, и молвил: «Ты уж за ребенка
Лучше помолись;
Это я, голубка, глупый мужичонко, -
На меня гневись...
………………………………………
Ты меня не бойся, - что я? мужичонко!
Грязен, беден, сгнил,
Только вздох мой тяжкий твоего ребенка
Словно придушил...»

Финал стихотворения пугающе трагичен. Мальчик-наследник умер. Его мать покинула Петербург. Великолепный особняк, стоящий на костях строителей города, опустел, и теперь в его «окошках темных по ночам слезится отраженье звезд». «Это расплата, возмездие Истории! - пишет литературовед И.Б. Мушина. - Так в поэтическом сознании Полонского скрещивались две эпохи: в реально-аллегорическом сюжете драматический эпизод из жизни современного Петербурга и трагическая история его создания связаны неразрывно».

В сборнике «Снопы» было опубликовано стихотворение «Обличительному поэту», впоследствии обретшее заголовок «Давнишняя просьба», в котором Полонский иронически полемизировал со своим литературным противником Минаевым и молодым критиком Писаревым:

Минаев! юный наш поэт,
Литературный обличитель,
Учитель мой и покровитель,
Мне без тебя спасенья нет.

Учи меня - снабди советом,
Как мне писать, как мне не быть
Кабалистическим поэтом,
И чем тебя развеселить.
……………………………..
Как наплевать в лицо искусству,
С тем, чтоб искуснее писать –
Как, покоряясь только чувству,
В минуту скорби хохотать.

Как злиться мне, когда нет злости,
Хоть ты попробуй разозлить:
Я - злой - готов к тебе же в гости
Приехать и благодарить.
……………………………….
Быть может, с темным человеком
Я у тебя кой-как сойдусь,
И вместе с ним за юным веком
Идти в потемках соглашусь.
……………………………….
Тогда-то Писарев и чувство,
И мысль в стихе моем найдет,
Он и теперь за мной искусство
Прически делать признает.

Искусство есть - а злости мало –
Взбеси меня, мой друг поэт,
И я начну кого попало
Трепать, свистя на целый свет.

Но как трепать?! Учи, советуй,
Я благодарность окажу,
И в дни всеобщей трепки этой
Твою прическу пощажу.

Полонский включил в это стихотворение, выделил курсивом и мастерски обыграл фразы из журнально-критических статей «Дневник темного человека» Минаева, «Писемский, Тургенев, Гончаров» Писарева и других. В частности, Писарев в своей статье, опубликованной в 1861 году в одиннадцатой книжке «Русского слова», писал: «Гг. Фет, Полонский, Щербина, Греков и другие микроскопические поэтики забудутся так же скоро, как те журнальные книжки, в которых они печатаются... Они считают себя художниками, имея на это звание такие же права, как модистка, выдумавшая новую кауфюру». Фраза не просто обидная, но откровенно оскорбительная. К счастью, критик оказался не прав. Стихи «микроскопических поэтиков» пережили века, их читают и сегодня. А вот многие ли помнят разгромные статьи критика-демократа?..
Грустью о безвозвратно минувших годах, о потерях родных и близких людей наполнено стихотворение Полонского, адресованное неизвестному собеседнику:

Когда октава за октавой
Неслась и голос твой звучал
Далекой, отзвучавшей славой, -
Верь, не о славе я мечтал!

Нет! воротясь к весне погибшей,
Моя мечта ласкала вновь
Цветущий образ, переживший
В душе погибшую любовь.

Опять остывшей скорби сила
Сжимала сердце - и опять
Меня гармония учила
По-человечески страдать...

Как Полонский и ожидал, в «Отечественных записках» появилась статья все того же Салтыкова-Щедрина. На этот раз критик обрушился на его сборник «Снопы». Полемизируя с Тургеневым, он писал, что новая книга поэта не дает основания «отступиться от прежде высказанных заключений» и лишь дает основание утверждать, что «неясность миросозерцания есть недостаток настолько важный, что всю творческую деятельность художника сводит к нулю». В аллегории «Сон в Летнем саду» Щедрин увидел протест «против буйственного духа времени», а такого он потерпеть не мог.

«Любопытно было бы знать, каковы же идеалы самого автора? - вопрошал зарвавшийся критик и сам же отвечал: - Презрение к полезному. Концентрирование знания в среде ограниченного меньшинства, в массах же - поддержание невежественности».

Это уже походило на травлю. Полонский, задетый за живое, перенести оскорбление не мог. Он написал и издал за свой счет брошюру«Рецензент "Отечественных записок " и ответ ему Я.П. Полонского». Поэт утверждал, что рецензент его не правильно понял и, если он заявляет, что Полонский отрицательно относится к «буйственному духу времени», значит, мало читал произведений поэта. Действительно, Щедрин словно не заметил в сборнике «Снопы» стихотворений «В альбом К. Ш...» («Писатель, если только он волна, а океан - Россия...»), «Когда я был в неволе...», «О Н.А. Некрасове», «Откуда?!» и других подобных им произведений, в которых автор со всей очевидностью заявлял о своей нравственной и гражданской позиции.

В частности, в стихотворении «О Н.А. Некрасове» Полонский писал:

Пред запоздалою молвой,
Как вы, я не склонюсь послушной головой;
Ей нипочем сказать уму:
За то, что ты светил, иди скорей во тьму...
Молва и слава - два врага;
Молва мне не судья, и я ей не слуга.

«Издавая "Снопы" мои, - писал Полонский, - разве мог я предвидеть, что журнал, печатающий такие дельные рассуждения о том, что такое справедливость, назовет меня, бывшего сотрудника «Современника», врагом народного образования или поборником невежества».

Неизвестно, как отреагировали сотрудники некрасовского журнала на выход брошюры Полонского. Известно другое: с «подачи» Некрасова «Отечественные записки» в 1873 году в двух номерах опубликовали новое произведение Полонского - повесть в стихах «Мими». Возможно, Салтыков-Щедрин к этому времени поумерил свой критический пыл и не стал противиться публикации...

В ответ на грубые выпады Салтыкова-Щедрина Полонский написал сатирические «Письма к Музе», в которых изобразил критика-демократа в образе «мордастого, злого бульдога» и гордо заявил о своей свободе

..................от всяких
Ретроградов, нигилистов,
От властей литературных
И завистливых артистов.