Могилы, могилы... Смерть косила друзей и приятелей Полонского не только на войне. 27 января 1877 года после мучительной болезни скончался Некрасов - поэт, с которым Полонский часто полемизировал и расходился во мнениях по различным вопросам общественно-политической и литературной жизни. Однако Полонский посчитал необходимым откликнуться на смерть собрата по перу четверостишием, которое было опубликовано в журнале «Пчела» (№ 2 за 1878 год) под рисунком М.О. Микешина, изображавшим Некрасова в гробу:

Поэт и гражданин, он призван был учить,
В лохмотьях нищеты живую душу видеть,
Самоотверженно страдающих любить
И равнодушных ненавидеть.

Четверостишие Полонского приобрело известность и повторялось из уст в уста. А сам автор в ту пору - уже в который раз! - серьезно размышлял о роли и предназначении поэта.

В ответном письме юрисконсульту Министерства путей сообщения Александру Ивановичу Стронину от 10 января 1878 года Полонский полемизировал с адресатом по поводу значения творчества Некрасова и роли поэзии в общественно-политической и культурной жизни.

«Признаюсь Вам, не смею судить о Некрасове по двум причинам, -писал Полонский. - Во-первых, потому, что Некрасов еще в такой степени мне близок, что я не могу вполне беспристрастно судить о его заслугах и поэтической высоте и, во-вторых, потому что я всю жизнь мою имел несчастье заниматься той же стихотворной профессией - и не смею говорить о его недостатках или о тех сторонах его поэтической деятельности, которым я не вполне сочувствовал...

Если Вы думаете, что поэзия не есть искусство, то Вы правы, но раз Вы допустите, что поэзия есть искусство - Вы уже не будете в состоянии видеть форму без содержания, так же как и содержание без формы. По-моему, поэзия без содержания есть нелепость и ни на кого никогда не произведет ни малейшего впечатления... И если Вы говорите, что содержание пушкинской поэзии есть сама поэзия, т.е. самая форма, а не содержание, т.е. изящество всякой мысли и всякого чувства, а не самая мысль или чувство, то в этих словах я нахожу множество противоречий (с моей, может быть, отсталой точки зрения). Если пушкинская поэзия - без содержания, Пушкин - не художник, и поэзия его - абсурд. Если поэзия не что иное, как душа жизни, воплощенная в слово, то что же как не жизнь и может стать содержанием поэзии!.. Учить изящно мыслить и чувствовать - значит провидеть этот общественный идеал, эту великую будущность человечества, когда не будет ни оскорбленных, ни приниженных.

...Не всякая мысль и не всякое чувство могут быть доведены до изящества или облечены в поэтическую форму - из гнилого дерева нельзя сделать статуи, из мысли о служебной карьере или о том, как бы набить себе карман - сколько ни ломай головы, никакого изящества не будет.

Но это уже отступления, главная же мысль моя та, что по отношению к содержанию Пушкин несравненно богаче Некрасова. Пушкин был настолько же европеец, насколько и русский. Некрасов был только русский. В Пушкине уже заключался, как в зародыше, и Лермонтов... и Некрасов...

Вы говорите, что поэзия Некрасова специальная. Это не совсем верный эпитет: лучше сказать - наша почвенная, исключительно русская, без европейского взгляда на искусство и без ширины европейской мысли. Некрасов, кроме нас, никому не нужен - французы и англичане или не поймут его или найдут в нем своих старых поэтов Барбье, Томаса Гуда и других. Как мыслитель Некрасов ничего не сказал нового ни Европе, ни даже воистину образованному или развитому русскому человеку... То, что вы называете его специальностью, т.е. его публицистическую струйку в стихах, то это будет лет через 15 или 20 настолько же интересно, насколько для нас с Вами интересны публицистические статьи или фельетоны 40-х годов - никак не более...

Некрасов потому мне дорог, что он, так сказать, наш домашний поэт, наш почвенник; он потому принес нам великую пользу, что, обрабатывая нашу народную почву и расчищая ее, дает возможность вырастить на ней со временем не только русскую, но и общечеловеческую поэзию. Вы полагаете, что Некрасов - конец поэзии, что за ним ничего уже нет, кроме публицистики в стихах. Я этого не думаю.

Вы говорите... что Некрасов современнее и популярнее в России (наших дней), с этим еще можно согласиться, но, если бы Лермонтов, с его поэтическим даром, дожил до нашего времени - Некрасов потонул бы в лучах его, как звезда в сиянии солнца - и Некрасов совершенно прав, сказав про себя, что он светит только потому, что кругом потемки».

Полагая, что полемика с оппонентом не окончена, Полонский сделал к письму приписку: «По пятницам вечером я всегда дома». Яков Петрович таким образом ненавязчиво приглашал Стронина посетить свои «пятницы» и послушать, что думают о Пушкине, Лермонтове и Некрасове собирающиеся у него выдающиеся деятели культуры, в том числе и молодежь. Неизвестно, произошла ли встреча поэта с юрисконсультом, но глубокие размышления Полонского, уверенный тон письма многое говорят о характере его автора...

Между тем обстановка в стране накалялась, словно чугунная печь, в которой жарко разгораются сухие дрова.

24 января 1878 года весь Петербург был взбудоражен известием о покушении на столичного градоначальника Ф.Ф. Трепова, который считал, что в борьбе с революционерами нужно быть беспощадным до жестокости, и тут уж все методы хороши...

Федор Федорович приказал наказать розгами одного из членов подпольной организации «Земля и воля», что вызвало гнев революционеров-народников. Акт возмездия жестокому градоначальнику решилась совершить молодая революционерка Вера Ивановна Засулич. Она работала в подпольной типографии «Земли и воли» и считалась незаурядным литературным критиком и публицистом. Отомстить Трепову не удалось. Террористку постигла неудача: стреляя в Трепова, она лишь ранила его и была схвачена.

По городу только и было толков, что о неудачном покушении. Невиданное дело! Молодая женщина - в такое и поверить трудно! - посягнула на жизнь представителя власти. Нигилистка, как есть нигилистка... Да и она, власть, тоже хороша: крепостное право отменила, а всё рука к розгам тянется...

31 марта того же года состоялся суд над обвиняемой. Публицист и издатель газеты «Московские новости» М.Н. Катков громил на страницах своего издания «сумасшедшую петербургскую интеллигенцию», а заодно с ней защитника Веры Засулич Александрова, председателя суда, выдающегося юриста Анатолия Федоровича Кони и даже канцлера князя Горчакова... Суд, тем не менее, вынес беспрецедентное решение: Засулич была оправдана, поскольку дело рассматривалось не как уголовное, а как политическое. Оправдательный приговор вызвал в зале суда шквал аплодисментов. Либеральная публика (не говоря уж о революционерах-народниках) увидела в приговоре суда торжество справедливости, адепты самодержавия - извращение правосудия...

Полонский был глубоко тронут происходящими событиями, о которых писали все газеты, и откликнулся на них по-своему: лирическим шедевром, получившим широкую известность. В одиннадцатом номере журнала «Вестник Европы» за 1878 год было опубликовано его стихотворение «Что мне она! - не жена, не любовница...», вызвавшее горячие читательские отклики. Заглавие стихотворения - «Узница», - было снято по цензурным причинам, но и без того стихотворение восприняли как отклик поэта на дело Веры Засулич, вызвавшее столько шуму и самых разнообразных, порой взаимоисключающих суждений во всех слоях русского общества.

Стихотворение Полонского сразу после публикации завоевало широкую известность. Его заучивали наизусть, читали в разных слоях общества. Известная актриса М.Н. Ермолова включила «Узницу» в свой репертуар, а композитор СИ. Танеев положил стихотворение Полонского на музыку, и с тех пор «Узница» стала одной из самых любимых песен революционно настроенной молодежи. Действительно, это стихотворение принадлежит к числу лирических шедевров Полонского. Глубокая исповедальность чувств, трагизм описываемой ситуации, ставшие уже характерными в лирике Полонского образы из сновидений делают «Узницу» глубоким, сразу западающим в душу произведением:

Что мне она! - не жена, не любовница
И не родная мне дочь!
Так отчего ж ее доля проклятая
Спать не дает мне всю ночь!

Спать не дает, оттого что мне грезится
Молодость в душной тюрьме,
Вижу я - своды... окно за решеткою,
Койку в сырой полутьме...

С койки глядят лихорадочно знойные
Очи без смысла и слез,
С койки висят чуть не до полу темные
Космы тяжелых волос.

Не шевелятся ни губы, ни бледные
Руки на бледной груди,
Слабо прижатые к сердцу без трепета
И без надежд впереди...

Полагают, что окончательный вариант стихотворения «Узница» создавалось Полонским в феврале - марте 1878 года, до судебного разбирательства дела Веры Засулич. Однако существует и более ранний, черновой вариант этого стихотворения, относящийся, как полагают, к 1877 году. Известный литературовед Б.М. Эйхенбаум в 1935 году опубликовал первоначальную редакцию «Узницы»:

Лампы горят - в светлой комнате слышится
Хохот веселых гостей.
Сам, хоть старик, я смеюсь - но как юноша
Втайне тоскую по ней.
Что мне она? - не жена, не любовница -
И не родная мне дочь,
Так отчего ж ее доля злосчастная
Ходит за мной день и ночь.
Вот и теперь, при гостях, мне мерещится
Жесткая койка тюрьмы,
Двери с запорами, окна с решетками,
Мертвая тень полутьмы.
Из полутьмы на меня смотрят тусклые
Очи без мысли и слез,
Не шевелятся ни губы, ни смятые
Космы тяжелых волос,
Ни ее худенький локоть, ни тонкие
Руки на тощей груди,
Слабо прижатые к сердцу без трепета
И без надежд впереди.
Вот шевельнулась она - слышу, кашляет.
Правда ли? ей, говорят,
Только семнадцатый год минул! - правда ли -
Что ей неслыханно мстят,
Мстят ей за бедность ее без смирения,
Мстят за свободу ума –
Мстят ей за страсть, за порыв нетерпения
И... за любовь без ярма. –
Скоро ли будет бедняжка оправдана,
Снова любить и желать –
Или уж скоро ли в саване вынесут
Тело ее отпевать –
О! что-нибудь - или жизни надломленной
Дайте вздохнуть и расцвесть,
Иль до суда - поспешите любить ее,
Чтоб утолить вашу месть.

Получается, что первоначально Полонский писал стихотворение «Узница» вовсе не под впечатлением от судебного процесса над Верой Засулич, да и персонажу стихотворения «только семнадцатый год минул», тогда как реальной революционерке в 1878 году было уже под тридцать.

Есть литературоведы, которые считают, что стихотворение посвящено Лидии Фигнер, революционерке-народнице, участнице «Процесса 50-ти», проходившего в феврале-марте 1878 года (было осуждено 50 человек, в том числе несколько женщин). Есть и такое мнение: в своем стихотворении Полонский изобразил другую революционерку-народницу, Софью Бардину, которая на «Процессе 50-ти» заявила обвинителям: «Преследуйте нас, как хотите, но я глубоко убеждена, что такое широкое движение, продолжающееся уже несколько лет сряду и вызванное, очевидно, самим духом времени, не может быть остановлено никакими репрессивными мерами...»

Впрочем, суть в ином: покушение Засулич на Трепова, очевидно, вызвало в душе поэта столь сильные переживания, что в итоге и родился новый вариант «Узницы», более яркий, выразительный и лаконичный, -такой, каким он и стал известен всей России.
Добролюбов, высоко ценивший талант Полонского, очевидно, хорошо понимал незлобивый характер поэта, поэтому отмечал: «Если б в таланте г. Полонского было менее мягкости и какой-то стыдливости, то он, при своем грустном настроении, мог бы извлекать из своей лиры страшные звуки негодования и проклятия. Но проклинать он не умеет, и недовольство его выражается в тихой задумчивой жалобе». Так оно, в сущности, и было. Но все дело в том, что Полонский никогда не желал проклинать кого-либо!

А как же любовь? В «Узнице» и других стихотворениях Полонского любовь понимается как жертвенность - в этом и состоит своеобразие любовной лирики Полонского. По мнению П.А. Орлова, «в любимой женщине поэт видит не столько женщину, сколько друга, сестру, человека. Не красота, не чувственное влечение определяют у него силу любви, а потребность в защите, опоре и вместе с тем желание оказать эту помощь любимому человеку». Сплав любви и дружбы, по мнению поэта, - чувство более сильное и постоянное, чем безудержная страсть:

Не всякому дано любви хмельной напиток
Разбавить дружбы трезвою водой
И донести его до старости глубокой
С наперсницей, когда-то молодой.