В декабре 1887 года в Петербург из своего имения наведался поэт Афанасий Афанасьевич Фет (теперь уже помещик, дворянин Шеншин). Он нанес визиты знакомым, а к Полонскому, другу студенческих лет, даже не заглянул. Пытаясь выяснить причины столь непонятного поведения друга, Яков Петрович отправил Страхову письмо и стихи:

Гранит и небеса и все в туман одето.
По улицам в толпе брожу я, одинок.
Не греет даже слух, что здесь недавно где-то
Мелькал в морозной мгле румяный образ Фета,
Я этого певца нигде поймать не мог...

Страхов объяснил Якову Петровичу, что Фет в обиде на него за то, что Полонский много лет назад невольно дал повод для разрыва отношений Тургенева с Фетом. Как известно, многие писатели в письмах нередко отзывались о своих собратьях весьма нелестно. Нечто подобное произошло и в отношениях Полонского с Фетом. В ноябре 1874 года Тургенев разорвал отношения с «певцом соловья и розы», сославшись на то, что Полонский в письме к нему выставлял Фета распространителем сплетен об авторе «Отцов и детей». С тех пор между университетскими друзьями словно выросла невидимая, но прочная стена отчуждения.
Яков Полонский, познакомившись в студенческие годы с Афанасием Фетом, дорожил дружбой со своим поэтическим собратом. Правда, в 1875 году в связи со ссорой Фета с Тургеневым, в которую косвенно оказался замешанным и Полонский, их дружеские отношения дали трещину и поэты прекратили между собой всяческое общение.

Но время стирает горечи и обиды, и вот теперь Полонский решил восстановить дружеские отношения с Фетом (о причине обиды старого товарища он давно забыл).

Фет впоследствии так писал о петербургских событиях декабря 1887 года: «И на этот раз наш общий с Полонским приятель, Н.Н. Страхов, снова стал передавать мне сетования Полонского на то, что я, бывая В Петербурге, не только по-прежнему не навещаю его, но даже не бываю по пятницам, на которых бывают все его приятели. Передав Страхову о черной кошке между мною и Тургеневым, пробежавшей по поводу письма Полонского, я просил Ник. Ник. (Страхова. - А.П.) объяснить Полонскому, что мне неловко с оскорблением в душе по-прежнему чистосердечно жать ему руку. Последовало со стороны Полонского объяснение, что никогда он не писал слов в приписанном им Тургеневым смысле. При этом Яков Петрович сказал: «Впрочем, я мог бы много с своей стороны выставить таких тургеневских выходок». Я не полюбопытствовал спросить, - каких; и сердечно радуюсь восстановлению дружеских отношений с человеком, на которого с университетской скамьи привык смотреть, как на брата».

Как бы то ни было, в 1887 году Полонский и Фет примирились, и до конца жизни их дружеская и творческая связь не прерывалась, хотя и жили они далеко друг от друга и виделись лишь изредка.

В 1888 году Полонский отправил Фету письмо, в котором сообщал: «Собираюсь на недельку в Киев. Сильно хочется мне хоть под старость посмотреть на Днепр». Фет в ответном письме пригласил старого приятеля заехать к нему в гости - благо, что это было по пути.

В Киеве Полонский собирался побывать по приглашению Адриана Андреевича Штакеншнейдера. Сын знаменитого петербургского архитектора хорошо знал Полонского, который часто бывал в их доме, помнил о заступничестве поэта за него в студенческие годы и теперь приглашал поэта в гости. На обратном пути из Киева Полонский и намеревался заехать в Воробьевку, имение Фета в Курской губернии, расположенное недалеко от железнодорожной станции Коренная Пустынь.

Незадолго до поездки в Киев Полонский получил орден Святослава 1-й степени за долголетнюю службу, но он отнесся к этому приятному событию далеко не восторженно. «Есть же на свете люди, которое думали, что они меня таким сюрпризом обрадуют... - писал он и с горечью признавался: - Эх, ну что бы этим великим мира сего, которые мне звезду прислали (за которую придется платить), наградить бы меня даровым билетом в Киев и обратно».

В Киев Полонский приехал на поезде 26 мая 1888 года и остановился у Штакеншнейдера-младшего, на Большой Житомирской улице.

Город благоухал. Вдоль улиц и в скверах буйно цвели каштаны. Кипела белым пламенем акация. Тут и там возвышались стройные пирамиды тополей. Погода стояла теплая, и Полонский наслаждался благостным настроением и порой, совершая прогулки по городу, забывал о своей больной ноге.

Яков Петрович навестил литератора Иеронима Ясинского, с которым познакомился еще в Петербурге. В книге «Роман моей жизни» Ясинский писал о Полонском: «Благоуханный воздух, тополевые бульвары, южное солнце ободрили старика, подняли его нервы, он как-то вдруг помолодел, и костыль не помешал ему исходить со мною пешком чуть ли не весь город».

Якова Петровича восхитила своей архитектурой Андреевская церковь, которая, возведенная на крутояре, словно парила над Днепром. В Киеве Полонский провел несколько благодатных дней и отправился в обратный путь, предупредив Фета телеграммой о своем приезде. 11ока поезд отмерял версты, Яков Петрович смотрел в вагонное окно и, заметно волнуясь, думал: «Как-то меня встретит университетский товарищ?..»

На станции Коренная Пустынь он вышел из вагона и увидел стоящую и гени коляску. Кучер, молодой парень с высоким чубом и лихо закрученными усами, подошел к прибывшему и осведомился:
- Прошу прощения, Вы господин Полонский будете?

- Да, это я.

- Извольте садиться в коляску - барин велели вас встретить... Счас, мигом домчим!

Коляска бойко покатила по пыльной дороге и вскоре впереди завиднелась фетовская Воробьевка.

Кучер лихо подкатил к крыльцу барского дома и натянул поводья:

- Тпру, залетная!

А из дома по ступенькам уже спускался улыбающийся Фет, нет теперь по всем документам Шеншин. Друзья обнялись и проследовали и гостиную...

Воробьевка, утопавшая в зелени, произвела на Якова Петровича Сильное впечатление. Здесь он отдыхал душой после петербургской суеты здесь дышал свежим воздухом русских лугов и полей, здесь в его душе рождались лирические строки. Полонский провел в гостях у Фета пи дня. Они вспомнили годы юности, подолгу беседовали о поэзии и в конце концов поняли, что им нужно общаться почаще.

Фет, довольный примирением с Полонским, пригласил «певца грез» приехать к нему в гости всей семьей. Яков Петрович с радостью принял предложение, рассчитывая приехать в Воробьевку следующим летом.
23 июня 1888 года Фет сообщил в письме великому князю Константину Константиновичу Романову: «После долгих лет невольной разлуки 11олонский обрадовал нас посещением Воробьевки на пути из Киева».
Вернувшись в Петербург, Полонский написал другу студенческих лет письмо, в котором с удовольствием вспоминал «сад, полный росы и птичьего гама» и признавался: «Как я рад, что побывал у тебя, узнал то гнездо, где высиживаешь ты свои крылатые песни, и узнал в тебе прежнего Фета. С уважением отношусь к твоей родовой фамилии «Шеншин», но не с ней связаны мои воспоминания, наша не без следа пролетевшая молодость - наша поэзия».

Старая размолвка была забыта...

Дом А. А. Фета в усадьбе Воробьевка