Летом 1893 Полонский побывал в гостях у графа С.Д. Шереметева в его подмосковном имении Вороново. Раньше Вороново принадлежало мужу графини, поэтессы Е.П. Ростопчиной, который разводил там породистых лошадей. Давным-давно, в 1854 году, Полонскому уже доводилось бывать в Воронове. Воспоминания нахлынули на поэта ярким потоком, и на бумагу выплеснулись стихи:

Мысли вычитанной
Не хочу вписать.
Рифмой выточенной
Не к чему блистать.
Стиха кованного
Я люблю огонь –
То из Воронова
Ростопчинский конь.
Стих, исследующий
Глубину идей, -
Конь, не ведающий
Кучерских плетей.

В самой ритмике стихотворения, в его рифмовке звучит уже музыка лирики XX столетия, и в этом смысле Полонский опередил свое поэтическое время.

А время летело, как тот самый ростопчинский конь. Уже и младший сын поэта, Борис, стал студентом и отправился вместе с приятелем в путешествие по Волге и далее - на Кавказ и в Крым, в места, где когда-то побывал, где искал вдохновения молодой Полонский. «Пиши из Тифлиса подробнее, - обращался Яков Петрович к сыну, - ведь это мне родной город... Было время, когда мне был весь Тифлис знаком, - теперь никого нет».

Борис поделился с отцом своими впечатлениями о поездке, а спустя некоторое время в журнале «Северный вестник» был опубликован рассказ в стихах Якова Петровича «Мечтатель. Юноша 30-х годов». Полонский вновь мысленно обращался к временам своей юности, которая теперь уже была ох как далеко...

В 1894 году Полонский тяжело занедужил и почти всю зиму провел в постели, не выходя из дому. Изредка больного поэта навещали товарищи и знакомые, а однажды к нему пожаловал великий князь Константин Константинович Романов («К. Р.»). Яков Петрович был обрадован и смущен. Как обычно, поговорили о литературе.

- Читаете ли Вы газеты? Что там в мире происходит? - поинтересовался у гостя Полонский. - А то я тут, лежа в постели, совсем от жизни отстал.

- Что Вы, что вы, Яков Петрович, я газет не терплю и вообще стараюсь быть вне политики. И вам того же советую, - ответил К. Р. и с улыбкой добавил: - Спать будете лучше...

4 февраля великий князь сделал запись в дневнике: «Был я у Я.П. Полонского. Он живет на Знаменской улице, № 26, на углу Бассей-ной, и занимает квартиру на самом верху. Всю зиму он болеет и не мог быть у нас; вот я его и навестил». С какой поразительной простотой написаны эти строки! Словно не член царствующей фамилии - собственной персоной! - посетил небогатого поэта, а друг-приятель запросто заглянул к занедужившему товарищу.

Поскольку во время болезни Полонский не выходил из дому, его переписка с К. Р. оживилась. Письма обоих, как уже сложилось, подробны и обстоятельны и часто представляют собой пространные рассуждения о литературе. В письме от 29 января великий князь сравнивал русскую литературу с французской: «Насколько французская драматургическая литература проникнута легким поверхностным взглядом на самые серьезные вещи, настолько наша отличается здоровым и трезвым отношением к важнейшим жизненным вопросам. Французы всё высмеивают, у нас часто плачут, но это благородные слезы... Положим, у нас не хватает иногда ловкости, умения примениться к театральным условиям, к сценичности - эти недостатки заметны и у Островского, но вообщем у нас заметно стремление поставить театр на ту высоту, на которой он стоял и у древних греков. Много доброго и прекрасного мы должны ждать от пашей словесности в будущем...»

Литературные дела были не чужды великому князю. После смерти Фета вдова поэта обратилась к Константину Константиновичу с просьбой издать стихотворения мужа. К. Р. вместе с литературным критиком Страховым принялся за дело, издание было подготовлено к печати и вышло в свет.

«Видели ли Вы новое издание "Лирических стихотворений" Фета, плод трудов Н.Н. Страхова и моих? - спрашивал К.Р Полонского в письме от 9 мая 1894 года. - Мы всю зиму работали над этими двумя книжками».

Яков Петрович был рад, что посмертное издание стихотворений Фета осуществилось...

В последние годы жизни пожилой, больной поэт не прекращал переписку с великим князем и дрожащим почерком выводил строчки на листе бумаги... Константин Константинович понимал, что Яков Петрович жаждет высказаться по многим волнующим его острым вопросам, и старался его успокоить: «Газеты по большей части лгут, они расписывают всевозможные ужасы, с каким-то даже злорадством. Вы читаете всю эту дребедень, расстраиваетесь и не спите ночей. Так кому от этого польза? а вам один вред. Ведь вы уже мало принимаете участия в общественной жизни и не можете (помешать) злу, когда оно где-нибудь заведется». Читая письма великого князя, Яков Петрович вздыхал и думал: «А ведь верно он пишет - к чему мне лишний раз расстраиваться?..»

И действительно, расстраиваться было ни к чему: в 1895 году известный издатель А.Ф. Маркс начал подготовку полного пятитомного собрания стихотворений Полонского. Выходец из Германии, Адольф Федорович был в то время крупнейшим издателем России. С Полонским его связывали не только деловые, но и дружеские отношения. Они бывали друг у друга в гостях. Маркс называл жену Полонского по имени - Жозефина. Яков Петрович в письмах к издателю уверял его в своем «дружеском расположении», а тот писал поэту о его произведениях: «Вы знаете, как дорога для меня каждая ваша вещь...».

Зная пристрастие Полонского к хорошим сигарам, Маркс прислал ему в день 75-летия сто гаванских сигар лучшей марки с пожеланием «курить их с таким же удовольствием», как курит он сам. Да и вообще издатель частенько радовал поэта подарками: присылал только что изданные им книги, а однажды подарил самое дорогое свое издание, выпущенное в крайне ограниченном числе экземпляров, - «Офорты» Шишкина.

Полонский с 1876 года был постоянным автором журнала «Нива», издаваемого Марксом, при этом нередко случалось, что издатель выдавал поэту аванс за еще не написанные произведения и выплачивал чрезвычайно высокий по тем временам гонорар - два рубля за строку. В письме к Марксу от 17 сентября 1893 года Полонский с присущей ему щепетильностью извинялся: «С сегодняшнего дня, несмотря на головную боль, примусь писать для Вас. Если удастся, то в декабре или январе Вы успеете напечатать новый плод трудов моих. Если же не удастся, я продам картину Судковского и верну Вам денежный долг мой. Верьте, что в конце концов я честно с вами рассчитаюсь и мне не будет стыдно с Вами встречаться». Свое обещание поэт выполнил, и в 1894 году «Нива» опубликовала несколько его произведений.

Когда речь зашла о полном собрании стихотворений, Полонский предложил издать 16 томов и спрашивал Маркса: «Что для Вас выгоднее: купить всё и издавать по усмотрению то одно, то другое, или сначала купить то, что я Вам предлагаю в этом письме? Зависит от Вас».

Маркс изъявил желание приобрести «отдельные произведения», если они придут к единому мнению, и просил Полонского прислать по одному экземпляру всех его поэтических произведений, а также интересовался, на какой гонорар рассчитывает поэт.

Яков Петрович предложил издать Полное собрание поэтических произведений десятитысячным тиражом, избранные стихотворения для учащихся средних учебных заведений трехтысячным тиражом и поэму-сказку «Кузнечик-музыкант» в виде дорогого подарочного издания (небольшим тиражом) и в виде дешевого, массового издания. Полонский писал: «За всё это, смею думать, Вы согласитесь выплатить мне 20 тыс. руб. Если Вы найдете, что это дорого, то объясните почему? Я не хочу причинять Вам убытков, но, уступая Вам все лучшее, что я написал, не желал бы и обездолить семью мою».

Маркс отклонил предложение Полонского, сославшись на перегруженность типографии, и согласился издать «Полное собрание стихотворений» и «Собрание избранных стихотворений».

Полонский написал Марксу, что доверяет его вкусу: «Вы лучший издатель в России, и на Вас можно положиться». Поэт сам подготовил рукопись к печати, но корректуру издания держали его близкие.

Издатель заплатил поэту 10 тысяч рублей. Сначала он предполагал выпустить четырехтомник Полонского по цене пять рублей за все тома, но выпустил собрание стихотворений в пяти томах, подняв цену до шести рублей.

Летом 1895 года Полонский вместе с женой Жозефиной Антоновной уехал на отдых в Швейцарию, в Лугано, а держать корректуру всего издания поручил своему сыну Александру. Во время отдыха Яков Петрович совершил поездку в Дрезден. Это было последнее пребывание поэта за границей...

Сын Александр понимал поэзию отца по-своему: то, что казалось ему непонятным, необычном, а то и неприличным, он просто-напросто вычеркивал. Особенно досталось поэме «Свежее преданье». В гаком виде он и отправил корректурные листы отцу. Возмущенный поэт в ответном письме потребовал восстановить все вычеркнутые и исправленные строки. Он упрекал сына: «Ты выкинул отрывок, где есть стих Байронствующий Подколесин.

По-моему, один этот стих стоит всей поэмы, так как двумя словами рисует сотню людей того времени...

Ты вычеркнул о Листе - «Был пьян и бесконечно мил». 11ри мне Лист приехал к баронессе Шепинг, чуть не упал на паркет от угощения шампанским - и затем острил и играл на рояле как Бог... Зачем мне лишать поэму таких исторически верных черточек!»

Вернувшись из зарубежной поездки, Полонский получил приглашение приехать на родину на празднование юбилея города. Рязанская ученая архивная комиссия надеялась, что известный поэт навестит Рязань и примет участие в торжествах. Но преклонный возраст и плохое состояние здоровья не позволили Якову Петровичу снова окунуться в свое детство и юность.

20-22 сентября 1895 года древняя Рязань пышно отпраздновала свое 800-летие. Поздравляя своих земляков-рязанцев со славным юбилеем, поэт сожалел, что не смог быть на юбилейных торжествах, поскольку только что вернулся из-за границы, где не имел возможности читать русские газеты, да и здоровье его оставляло желать лучшего. «Остается мне, - писал «пленительный певец» в письме в Рязань от 10 октября 1895 года, - только извиниться за мою запоздалую благодарность... Очень бы желал, чтобы по смерти моей не Рязанская гимназия... а Рязанская архивная комиссия получила от моих наследников кое-какие документы и тот серебряный венок, который был поднесен мне от имени всего С.-Петербургского общества в 50-летний юбилей моей литературной деятельности, 10 апреля 1887 г.».

Отправив письмо в Рязань, Яков Петрович засел за чтение корректур: надо было вносить правки и сдавать стихи в печать. Полное пятитомное собрание стихотворений патриарха русской поэзии, с двумя портретами автора, гравированными на стали знаменитым издателем Ф.А. Брокгаузом в Лейпциге, увидело свет в 1896 году в Петербурге. Примечательно, что издание заканчивается правдивым поэтическим рассказом - поэмой «Мечтатель», - смысл которого в том, что возвышенная мечта рано умершего героя оказывается чем-то очень реальным. Так и туманные грезы поэта стали в представлении читателей живой реальностью.

Как и было обусловлено соглашением от 21 марта 1896 года, А.Ф. Маркс прислал Полонскому расклейку его пятитомника - для того, чтобы автор отобрал произведения для издания «Избранных стихотворений». Поэт медлил, издатель прислал расклейку еще раз. Однако по какой-то причине задуманное издание не состоялось.

В апрельском номере журнала «Книжки недели» увидела свет обширная рецензия «Гуманный певец» Пл. Краснова на пятитомное собрание стихотворений Я.П. Полонского. Оценивая творчество «певца грез», критик писал: «Ни у одного из русских поэтов нет такого разнообразия поэтических мотивов, как у Полонского». Если другие поэты сосредоточивали свое творчество на нескольких излюбленных сюжетах и бесконечно варьировали их, углубляя по содержанию, то Полонский смело обращался к разным темам и жанрам. «Все, чем полна жизнь человека вообще и жизнь человека определенного времени, - нашло себе отражение в поэзии Полонского, - писал Пл. Краснов. -Если читать его стихи в хронологическом порядке, можно пережить постепенно все, что переживал каждый русский, как отдельная личность и как гражданин целого общества, с сороковых годов до наших дней... Полонский, действительно, был чутким нервом народа, и выражал все, что волновало общество. При этом Полонский не был руководителем общества: он не поучал, не увлекал, не указывал; он только чувствовал и порою сочувствовал, порою негодовал, насколько было место негодованию в его мягком, незлобивом сердце».

Рецензент утверждал: «Отличительная черта поэзии Полонского состоит в гуманности, добродушной терпимости и задушевной сердечности. В его стихах нет праздничного блеска и подъема духа, нет и острых холодных тонов отчаяния и тоски; но с книгой стихов Полонского чувствуешь себя хорошо, покойно, дома».

Отмечая, что у поэта сравнительно мало стихов о природе, критик особенно выделяет «лирическую балладу» - стихотворение «Колокольчик», которое «есть как бы греза о теплой комнате во время зимней, снежной дороги».

«...Музыка стихов поэта говорит о его мягкости, - считает автор рецензии. - Его стих гибок, расплывчат. Почти все стихотворения Полонского сравнительно длинны... В большинстве... случаев 40-60 строк - обыкновенный размер стихотворений г. Полонского. В стихах этих постоянно встречаются чисто разговорные, домашние выражения, свидетельствующие о непринужденности поэта».

По мнению рецензента, «всего ярче, всего определеннее сказался мягкий, гуманный взгляд Полонского в стихотворениях, посвященных женщине и любви... Полонский - первый русский поэт, отрешившийся в своих стихотворениях от узко эстетического взгляда на женщину, столь прельщающего читательниц и столь унизительного для них».

Полонский хорошо понимает душу женщины, ее чувства и настроения, не случайно у него есть стихотворения, написанные от лица женщины - у поэта есть «ключ к женскому сердцу». Когда Полонский говорил о своей любви, он никогда, за исключением ранних произведений, «не говорил о наружности, глазках, щечках, улыбках. Всегда его интересовала внутренняя жизнь женщины».

Оценивая поэмы Полонского, рецензент особо выделяет «Кузнечика-музыканта»: «Это такая же признанная вещь, как «Евгений Онегин», «Демон», «Русские женщины». Сам суровый Добролюбов признал крупные достоинства за этой поэмой - как ни чужда была ему эстетическая точка зрения».

Однако, по мнению рецензента, большая часть поэм Полонского не пользуется симпатиями читающей публики из-за скучности и растянутости.

«Полонский писал и в стихах, и в прозе, - отмечал Пл. Краснов. - Он мастерски владел стихом: это один из лучших наших виртуозов рифмы, и писать целые страницы короткими строками с рифмой для него не составляет никакого затруднения...» Но Полонский часто не мог определиться: излагать свои мысли в стихах или прозе. По мнению рецензента, если бы поэмы «Анна Галдина», «Мими», «Свежее преданье», «Неуч» были написаны прозой, они бы от этого только выиграли.

В заключение рецензент оценивает творчество Полонского следующим образом: «К характеристике поэзии Полонского следует добавить, что хотя у него не было определенных убеждений в том смысле, что он не принадлежал ни к какому литературному или политическому лагерю, но он всегда любил свободу и желал проявления ее во всем... Вообще, какой бы сюжет ни брал он для своих песнопений, он всегда оставался верен известным нравственным началам, делающим создания истинного поэта тем духовным богатством, которого ни ржа, ни тля не истребляет».

Прочитав рецензию, Яков Петрович отложил журнал и удовлетворенно улыбнулся: «Что ни говори, а недаром я столько лет жизни отдал поэзии...»