В один из дождливых вечеров по опустевшим петербургским улицам торопливо шагал молодой человек в студенческой шинели. Попавшийся ему навстречу приятель поинтересовался, куда он так торопится.
- На очередную «пятницу» Полонского, - последовал ответ.
- К знаменитому поэту? - удивился встречный. - Да там же одни старики собираются!
- Ну, не скажи, - ответствовал юноша, - там и молодежь бывает...
- Так зачем же вы ходите к Полонскому? - поинтересовался озадаченный знакомый.
- Для душевной дезинфекции, а то у меня что-то на душе скверно, - ответил посетитель «пятниц» поэта и, махнув рукой (дескать, все равно тебе не понять), поднял повыше воротник шинели и двинулся дальше.
Погодите! - остановил его собеседник (а это был известный в будущем писатель Александр Валентинович Амфитеатров). - Я с вами! Поедем к Полонскому вместе!
«И я поехал с ним, - вспоминал Амфитеатров, - потому что и у меня было скверно, и жизнь была темна и противна, и мне хотелось нравственной дезинфекции... И Бог знает каким чудом: ведь ни о чем особенном мы не беседовали, никаких излияний не творили, этических вопросов не поднимали, исповедоваться не исповедовались а получили, чего желали: вышли от Полонского бодрее духом, светлее взглядами па жизнь. Он создал вокруг себя как бы очищающую атмосферу...»
Амфитеатров с большим уважением отзывался о Полонском и его «пятницах»: «Костром в ночи был для Петербурга дом Я.П. Полонского. "Не для житейского волнения, не для корысти, не для битв" собирал к себе маститый поэт пеструю массу своих почитателей. Сходились - погреться от душевного тепла, заимствовать несколько лучей от «тихого света святой славы», что бережно пронес любвеобильный старец через всю свою многолетнюю жизнь».
На склоне лет, когда творчество Полонского приобрело широкую известность, поэт вместе с женой Жозефиной Антоновной стал устраивать на своей квартире литературно-музыкальные вечера. Образовалось нечто подобное литературному салону, где по пятницам собирались друзья Якова Петровича, собратья по перу, художники, молодые литераторы.
В Петербурге подобных литературно-художественных салонов было множество. Но в одни из них был дозволен вход только для людей высшего света, в других царила скука, в третьих - иссушал душу официоз... «Пятницы» Полонского, в отличие от прочих подобных собраний, отличались демократизмом, простотой отношений между хозяевами и гостями. Здесь не наблюдалось шумных пиршеств, не ломились от богатых угощений столы, но здесь собирался весь цвет интеллигенции столицы.
О характере «пятниц» Полонского журнал «Русское прошлое» (№ 1 за 1923 год) писал: «Чрезвычайно общительный, терпимый, гостеприимный, Полонский имел широкий круг знакомых, и, благодаря этому, его «пятницы» отличались многолюдством, разношерстностью гостей, оживлением, непринужденностью. На вечерах появлялись представители высшей бюрократии - Вышнеградский, Победоносцев, Витте и др., литераторы и артисты, как, например, Тургенев, Достоевский, Антон Рубинштейн, Горбунов, Савина, художники Айвазовский, Судковский, Верещагин, Репин, Каразин и др. Гости приходили обычно без приглашений». Сам хозяин «пятниц» признавался в письме к Гнедичу: «Поверьте, Петр Петрович, пятницы мои делаются как-то сами собой. Из числа тех, кого вы у меня встретили, не было ни одного приглашенного, ни одной приглашенной».
Писательница Л.Ф. Нелидова, автор известной в ту пору повести «Полоса», не раз бывала на «пятницах» Полонского. Впоследствии она вспоминала: «В старом неприветливом доме во дворе жили тогда Полонские. Жилище и семья Якова Петровича сразу располагали к себе, и во мне изменилось ходячее мнение московское о негостеприимном холодном Петербурге. Это была в то время самая гостеприимная и радушная семья, в которой чувствовал себя хорошо каждый, кто в нее попадал, и где любило собираться по пятницам большое разнообразное общество». Лидия Филипповна приводила такой эпизод:
« - Хотите ли вы познакомиться с Гончаровым? - спросила меня Жозефина Антоновна Полонская (жена поэта) в одну из пятниц (приемный день), когда я сидела подле нее в гостиной и она знакомила меня с вновь входившими незнакомыми гостями.
Я живо повернулась к двери.
- Гончаров будет у вас сегодня?
- Нет, не будет. Он не выходит. У него болят глаза, и он сам не может читать. Я взялась найти ему чтеца или чтицу.
- Ах, пожалуйста, чтицу. Возьмите меня. Когда нужно читать, утром или вечером?
- Днем. Как раз во время вашей прогулки. Вы пройдете туда и обратно; это будет достаточно для моциона, а больше часу он вряд ли задержит вас. У него ведь все по часам; в пять часов он обыкновенно обедает.
Таким образом, все устроилось неожиданно и приятно для меня...»
Нелидова стала навещать Гончарова и читать ему вслух «Новое время», «Русские ведомости» и другие периодические издания. Не забывала молодая писательница и Полонских. «Что стоил один дом поэта Якова Петровича Полонского! - восхищалась она. - Не считая приветливого отношения самих хозяев, как много новых, интересных людей я встретила у них на их знаменитых в то время пятницах. Тургенев, Григорович, Лесков, Рубинштейн, Мережковский и Зинаида Гиппиус, Аверкиев с женой... всех не вспомню теперь».
Нелидова оставила воспоминания о Тургеневе, Гончарове, других писателях той поры. Она состояла в переписке с Полонским. В ее архиве сохранилось 14 писем Якова Петровича к ней.
Начинающий литератор Петр Перцов познакомился с Полонским, когда тот был уже в преклонном возрасте, и тем не менее между пробующим перо молодым человеком и патриархом русской поэзии установились доверительные отношения. Перцов, на которого личность Полонского произвела глубокое впечатление своей самобытностью, впоследствии вспоминал: «К нему вела несносно крутая, петербургская лестница в сотню с лишком ступеней. Даже мне, в мои тогдашние двадцать с чем-то, было трудно ее одолевать. Для Полонского же путь в его квартиру без посторонней помощи был совершенно недоступен, и его вносили наверх на кресле. Без сомнения, об этой самой лестнице (он жил тут лет тридцать) он сложил свои грустно улыбающиеся строки».
В стихотворении «Старик», помеченном маем 1884 года, поэт писал:
Старик, он шел кряхтя, с трудом одолевая
Ступеньки лестницы крутой,
А чудо-девушка, наверх за ним взбегая,
Казалось, веяла весной.
Пронесся легкий шум шагов, и ветер складок,
И длинный локона извив...
О, как тогда себе он показался гадок,
Тяжел, ненужен и ворчлив.
………………………………………
Постой, красавица! Жизнь и тебя научит
Кряхтеть и ныть, чтоб кто-нибудь
Мог перегнать тебя, когда тебя измучит
Крутой подъем, житейский путь!..
«Престарелому, больному поэту хотелось соединить в своем доме писателей, художников, музыкантов для дружеских бесед по вопросам, касающимся искусства, - писал биограф Полонского и исследователь его творчества П.A. Орлов. - Никакой заранее составленной программы ни у Полонского, ни у его гостей не было, но каждый из приходящих на «пятницы» мог рассчитывать на то, что в лице поэта и его жены он найдет радушных хозяев, а в числе гостей - интересных для себя собеседников. В самой идее «пятниц» жила заветная мечта Полонского: во имя прогресса и общего блага собрать в единую, дружную семью деятелей искусства и науки независимо от взглядов и убеждений каждого из них. То, что оказалось невозможным в области политической, поэт стремился воплотить в жизнь, хотя бы в скромных, домашних рамках».