В своем духовном завещании Полонский выразил желание быть погребенным на родине, в Ольговом монастыре, где много лет назад нашла вечное упокоение его мать. Поэт считал ее могилу священным местом и не раз навещал ее в годы учебы в Рязани и позднее, во время редких приездов в родной город.

В Петербурге состоялось отпевание тела Полонского, а затем оно было помещено в металлический гроб и отправлено в Рязань.

В родном городе поэта власти готовились достойно проводить в последний путь одного из самых выдающихся земляков. 18 октября, сразу после получения скорбной телеграммы от Жозефины Антоновны Полонской, рязанский губернатор Николай Семенович Брянчанинов созвал экстренное заседание Рязанской ученой архивной комиссии, на котором сообщил, что Преосвященным Мелетием сделано распоряжение об отводе в Ольговом монастыре лучшего места близ церкви для могилы Полонского, без обычного вклада. Для принятия всех мер к похоронам губернатор командировал чиновника особых поручений Л.Е. Голенкина.Одновременно с заседанием Архивной комиссии проходило заседание Рязанской Думы, на котором было принято решение о погребении великого земляка на общественный счет.

«Затем, - сообщалось в «Трудах Рязанской ученой архивной комиссии», - было постановлено: 1) просить ПА. Андреева и ВА. Шеффер-линга выехать в Москву для встречи тела поэта, возложения на гроб венка от Архивной комиссии и сопровождения тела от Москвы до Рязани, 2) принять участие в похоронах в полном составе членов Комиссии, 3) просить начальство гимназии и других учебных заведений о дозволении учащейся молодежи принять участие в похоронах и 4) устроить по подписке поминальную трапезу в Ольговом монастыре после погребения».
Дальнейшие события описывались следующим образом: «23 числа депутация Комиссии выехала в Москву, а 24-го, по прибытии в 8 часов утра на Николаевский вокзал тела Полонского из Петербурга, возложила венок на гроб покойного и вместе с траурным поездом отправилась в Рязань. Здесь на вокзале к 5 часам собрались местные власти: Преосвященный Мелетий, рязанский губернатор Н.С. Брянчанинов, вице-губернатор А.А. Лодыженский, губернский предводитель дворянства Л.М. Муром-цов, городской голова B.C. Буймистров, директор гимназии Л.С. Кульчицкий и другие представители общественных и правительственных учреждений, а также члены Архивной комиссии, воспитанники гимназии и других учебных заведений, офицеры Нежинского и Волховского полков и масса публики.
Поезд подошел ко второй Казанской платформе. Посредине ее устроено было возвышение, на которое и поставлен вынесенный из вагона гроб. Последний окружили учащаяся молодежь, хоры певчих; вокруг были расставлены хоругви, кресты и иконы. По возложении венков от Рязанской гимназии, от учащихся в ней, от городской Думы, от Мариинской женской гимназии, от рязанских чинов Министерства внутренних дел, от Земства Рязанской губернии, от рязанского дворянства, от дирекции народных училищ Рязанской губернии и от артистов Рязанского театра была отслужена Преосвященным Мелетием лития. После этого гроб поднят и поставлен на катафалк, запряженный в две пары лошадей и белых одеждах с гербами Рязанской губернии. Похоронная процессия при свете факелов и фонарей и в сопровождении Преосвященного Мелетия, господина рязанского губернатора и всех прочих встречающих направилась с вокзала через весь город в пансионскую церковь, мимо зданий гимназии и прогимназии, возле которых расставлены были воспитанники с зажженными свечами».

Траурная процессия двигалась медленно. Сопровождающие шли молча. Шаги были едва слышны. Даже кони, казалось, чувствовали, какой бесценный груз довелось им везти, и ступали по булыжной мостовой осторожно, словно опасаясь разбудить почившего поэта.

Из ворот домов выходили обыватели и с тревожно-горестным любопытством взирали на траурное шествие.
- Кого хоронят-то? - шепотом полюбопытствовала молодая рязанка в цветастом платке.

- Поэта Полонского, гак же шепотом ответил ей парень в темно-коричневой поддевке и накинутом на плечи полушубке, державший в руке шапку.

- Это какого такого поэта? - Брови молодки, изогнулись дугами, как коромысла.

- «Какого такого», - передразнил ее парень. - Того самого, что песню «Мой костер в тумане светит...» написал. Небось, знаешь слова?

- Как не знать! Я и сама, бывалоча, эту песню певала.

- Вот то-то же!

- Тогда понятно. По заслугам и почести. А откуда его, поэта-то этого, доставили?

- Говорят, из самого Питера на поезде привезли...

- А почему к нам, в Рязань? - не унималась молодуха.

- Так он же наш, кровный. Здесь родился, здесь учился...

- Да уймитесь вы, наконец, неугомонные, - прервал разговор соседей мужчина интеллигентного вида, с тонкими, в ниточку, усиками и аккуратно подстриженной бородой. - Помолчите, пожалуйста. Разве не понимаете? Человека в последний путь провожают.
Парень и молодуха смущенно умолкли, а мужчина, по-военному держа шапку-«московку» на полусогнутой руке, долго и печально смотрел вслед процессии...

«По прибытии в церковь, драпированную черным сукном и убранную лавровыми деревьями, - продолжали излагать ход событий «Труды РУАК», - гроб помещен на возвышение, обитое белым глазетом, и снова покрыт венками, как прибывшими вместе с телом, так и возложенными в Рязани. В церковь собрались все сопровождавшие тело родные поэта, а также все лица, встречавшие его на вокзале. Затем отслужены всенощная и панихида».

Траурные моли iжжения вознеслись над головами собравшихся. Пламя свечей в руках юных гимназистов трепетно дрожало - то ли от сдержанного дыхания людей, то ли оттого, что от волнения подрагивали руки у юнцов, державших свечи. Скорбно склонив головы, у гроба стояла вдова поэта, родные, гимназисты, преподаватели, горожане. Рязань прощалась с одним из самых выдающихся своих сыновей. Позже Жозефина Антоновна Полонская, благодарная руководству Рязанской гимназии за возданные почести отошедшему в мир иной мужу, писала директору гимназии: «При жизни своей мой покойный муж всегда с любовью вспоминал свои юные годы, проведенные в Рязанской гимназии, которая дала толчок его славе... Трудно забыть все эти молодые лица гимназистов, стоявших со свечами в руках, когда прибыло тело их старейшего товарища».

«На другой день, 25 октября, в 8 1А часов утра, - продолжала описание траурных событий Архивная комиссия, - при стечении массы публики, была отслужена заупокойная литургия и панихида, на которой присутствовали все местные власти и воспитанники учебных заведений. Во время запричастного стиха ректор Семинарии отец Смирнов сказал слово, а затем произнес другое Преосвященный Мелетий...»

Речь духовного пастыря собравшиеся в церкви слушали с большим вниманием: ведь это было не обычное богослужение - речь шла о праведных земных делах именитого земляка, поэта Полонского.

- В чем его заслуга? - вопрошал священнослужитель и сам же себе отвечал: - Полонский был поэтом в полном смысле этого слова и всю долголетнюю жизнь трудился на поприще литератора. Быть вдохновенным поэтом, носиться фантазией выше земной суеты и всему давать смысл, прояснить значение жизни на всех поприщах и быть верным своему призванию - это явление необычайное в общественной жизни и в высшей степени благодетельное. Только незадолго перед кончиною изменила нашему поэту его светлая фантазия, в коей, как в зеркале, отражались так ясно предметы его созерцания и наблюдений. Мпогоплодно было его служение родной словесности. Его творениями наслаждались молодые и зрелые умы, и в грядущих поколениях не умалится их значение, как образцов изящного слова для образования ума и эстетического чувства...

Голос преосвященного Мелетия эхом отзывался под куполом церкви и трепетно проникал в души горожан. Казалось, говорит не духовное лицо, не пастырь, а само небо воздает последние почести поэту.

Когда богослужение окончилось, учитель гимназии Лебедев произнес слово о литературной деятельности Полонского, а затем выступил с речью городской голова Буймистров, который завершил ее витиеватой фразой: «Это мой венок Вам, дорогой Яков Петрович, он сплетен мной из правдивых сердечных слов, которые Вы так в жизни крепко любили».
Как и завещал Полонский, его тело было доставлено в Богородице-Успенский Ольгов монастырь, предано земле и погребено рядом с могилой матери. Так окончился земной путь замечательного «певца грез», беззаветного труженика русской литературы Якова Петровича Полонского.Три дня спустя, 28 октября 1898 года, состоялось заседание Рязанской ученой архивной комиссии, на котором присутствовали на правах гостей Александр Яковлевич Полонский, сын поэта, баронесса Остен-Дризен и А.П. Соколов.

Председательствующий на заседании Александр Дмитриевич Пова-лишин обратился к собравшимся:
- Прежде чем приступить к нашим занятиям, считаю нужным предложить собранию исполнить печальный долг и почтить память умершего почетного члена нашего, Якова Петровича Полонского, общим вставанием.

Скрипнули стулья. Собравшиеся встали и молчаливо склонили головы в память о знаменитом земляке.

На заседании Комиссии Е.И. Воскресенский прочитал реферат о жизни и творчестве Полонского, который вместе с другими материалами был опубликован в сборнике «Памяти Якова Петровича Полонского», выпущенный в качестве приложения к «Трудам Рязанской ученой архивной комиссии» в том же году.

Барон Н.В. Остен-Дризен познакомил собравшихся со своими воспоминаниями о Полонском, которые тоже были впоследствии опубликованы.

Член Ученой архивной комиссии A.M. Недошивин обратился к собранию с проникновенной речью:

- Во глубине Рязанской губернии, вблизи самого города Рязани, лежит отныне прах одного из славных русских поэтов, Якова Петровича Полонского. Не всегда на долю знаменитого человека выпадает честь полного признания его заслуг и значения со стороны современников: в этом отношении справедливее их потомки. Однако почивший ныне Яков Петрович составляет несомненное исключение. Неоднократные издания его произведений, сотрудничество во многих периодических изданиях, личное самое широкое знакомство и общение на почве литературных и художественных интересов - с самых юных лет и до последнего времени - все это сделало имя Якова Петровича широко известным еще при жизни.

Являясь немолчным певцом правды, красоты и любви к природе, Яков Петрович для одних был путеводным светочем в их литературных работах и стремлениях, для других - являл источники высоких художественных наслаждений...
Выступающий оглядел зал, как бы ища поддержки, и продолжил:

- Мне кажется, что на нашей Рязанской ученой архивной комиссии, как хоронившей Полонского и как имеющей в сфере своей деятельности интересы русской истории в самом широком смысле слова, лежит обязанность поднять вопрос об увековечении памяти попа Полонского, право же воздвигнуть ему памятник должно принадлежать всей России, на служение которой он посвятил всю свою долголетнюю жизнь.

Собравшимся пришлось по душе предложение сотоварища, но они понимали, что вопрос об установке памятника попу надо решать на правительственном уровне, что потребуется разрешение па сбор по всей стране пожертвований на установку памятника.

Тогда слово взял Степан Дмитриевич Яхонтов:

- Уважаемые господа, полагаю, что предложение об установке памятника нашему знатному земляку в пределах Рязанской губернии очень симпатично, но это дело не сиюминутное. Пока же предлагаю следующее: просить губернское управление прибить памятную доску па доме поэта, который, как помнится, еще сохранился.

Предложение Яхонтова было поддержано, а П.И. Воскресенский, в свою очередь, предложил подумать о составлении капитала, на проценты с которого можно было бы содержать стипендиата в Рязанской гимназии, где некогда учился поэт.

Подводя итог, председатель Комиссии указал на то, что вопросы, поднятые на заседании, требуют серьезной проработки, и предложил в последующем вернуться к ним.

...Когда участники заседания расходились, было уже темно. Все вокруг было наполнено морозной свежестью. С деревьев медленно осыпались последние листья и долго кружились в стылом воздухе, словно не хотели умирать, не хотели падать в холодный снег.

Вдруг откуда-то из дальнего переулка сквозь вечерний сумрак пробился высокий женский голос:

Мой костер в тумане светит;
Искры гаснут на лету...

Началась иная жизнь творчества поэта — вечная...